и драгоценными камнями по бортам.
По двум сторонам ковчега, лицом друг к другу, восседали обнаженные Посейдон и Афродита, самым искусным образом отлитые из золота. Посейдон в одной руке держал трезубец, а другой управлял конями повозки, на которой сидел; Афродита, слегка прикрывая левой рукой грудь, правую руку откинула вниз, где находился золотой храм с четырьмя колоннами, на портале которого была помещена еще одна маленькая женская фигура.
…Когда Бенвенуто закончил солонку, он представил ее на суд герцогу. Цезарио, которому доложили о приходе Бенвенуто, немедленно принял его.
– Добрый день, маэстро, – сказал герцог, встречая Бенвенуто в дверях кабинета. – Что это у вас за сверток? Попробую отгадать: вы, наверно, принесли новую модель солонки? С нетерпением хочу ее увидеть; если и первая модель была прекрасна, то вторая, должно быть, выше всяческих похвал. Покажите же мне ее, Бенвенуто, дайте восхититься вашим талантом!
– Нет, ваша светлость, – отвечал Бенвенуто, развертывая сверток. – Мне очень жаль, но вы ошиблись. Я не стал делать вторую модель; в надежде на ваше снисхождение я изготовил солонку по первому образцу, внеся в него кое-какие изменения.
– Вы хотите сказать, что принесли уже готовую вещь? – изумленно спросил Цезарио. – Да вы шутите: никто на целом свете не сможет выполнить такую сложную работу за столь короткий срок!
Бенвенуто протянул герцогу солонку:
– Тем не менее, вот она, ваша светлость.
Цезарио принял солонку из рук Бенвенуто и понес к окну, чтобы рассмотреть на свету. С жадным любопытством он стал поворачивать и ощупывать ее пальцами, восхищенно качая при этом головой.
– Вы – гений, Бенвенуто, вы – гений! – промолвил он. – Бантинели! Бантинели! Позовите кто-нибудь Бантинели! Хочу, чтобы и он посмотрел на это чудо.
– Вы звали меня, ваша светлость? – в кабинет вошел запыхавшийся мажордом.
– Да, Бантинели. Вы прожужжали мне все уши, говоря, что я назначил слишком высокое жалование для Бенвенуто. Взгляните-ка на это! Ну, что вы скажите теперь? – герцог протянул мажордому солонку.
Бантинели насупился и недовольно проговорил:
– Я не знаток искусства, ваша светлость, но мне кажется, что тут слишком много всего. Да, слишком много, – поэтому и ушло столько золота на эту солонку.
– Ах, Бантинели, Бантинели, – укоризненно протянул герцог, – неужели вы не понимаете, что одна эта вещица обессмертила имя Бенвенуто, даже если бы он больше ничего не сделал в своей жизни. А заодно с ним и я войду в историю; пусть забудутся все мои дела, но то, что эту солонку Бенвенуто изготовил для меня, не забудется никогда. Возможно, при упоминании моего имени потомки скажут: «А, герцог Цезарио! Ну, как же, как же, – это тот, для которого Бенвенуто сделал свою удивительную солонку!».
Бантинели недоверчиво хмыкнул, а Бенвенуто с благодарностью поклонился герцогу:
– Спасибо, ваша светлость, за добрые слова, но думаю, что вы останетесь в памяти потомков не только из-за моей солонки, но и по своим великим делам.
– Вы мне льстите, маэстро, но и я благодарю вас за добрые слова, – шутливо поклонился в ответ герцог.
– А если бы у вас украли золото? – буркнул Бантинели, обращаясь к Бенвенуто. – Сидеть бы вам в темнице до конца дней своих. Как вы могли быть так неосторожны? Разве я вас не предупреждал?
– Ладно, Бантинели, что вы вспоминаете о том, что прошло! – прервал его герцог. – Ваш помощник, сговорившийся с грабителями, во всем признался, и в ближайшее время будет повешен. Грабителей мне тоже обещали поймать и повесить, – так о чем здесь толковать? Слава Богу, что все закончилось благополучно; впрочем, мессера Бенвенуто не так-то легко ограбить! Говорят, вы задали бандитам хорошую взбучку, маэстро?
– Когда на меня нападают, я защищаюсь, – ответил Бенвенуто.
– И у вас это хорошо получается! – подхватил Цезарио. – А ваш побег из тюрьмы? Алессандро до сих пор не может прийти в себя, он просто лопается от бешенства при упоминании о вас! Знаете что, Бенвенуто, приходите на бал, который я устраиваю в будущую субботу. Вы будете на нем одним из самых почетных гостей.
– Стар я для балов, ваша светлость, – сказал Бенвенуто, показывая на седые волосы на своей голове и бороде.
– Вы стары? Перестаньте прибедняться, вы дадите фору любому из молодых кавалеров, – засмеялся герцог. – А еще ваша слава, ваш талант, – дамы и так уже пеняют мне, что я прячу вас от женского общества. Итак, я жду вас в субботу и постараюсь, чтобы все ваши грустные воспоминания забылись.
* * *
По случаю бала все парадные помещения дворца Цезарио были открыты для гостей.
Длинная анфилада просторных залов, где было освобождено место для танцев, продувалась легким весенним ветром. Между висящими на стенах медальонами, на которых среди античных мыслителей и героев были изображены герцог Цезарио и его отец, вились длинные гирлянды из свежих цветов. Мраморные лоджии, окруженные живой изгородью, были уставлены столами с прохладительными напитками, фруктами и сладостями; более основательные закуски, а также вина должны были подаваться на ужине в герцогском парке.
Этот парк, окруженный высокими стенами с белыми парапетами и красными бойницами, по праву считался самым большим во всей Италии: длина его центральной аллеи составляла более мили. По всему парку росли фруктовые деревья и кипарисы; повсюду были разбиты цветники, а дорожки между ними вымощены керамической плиткой. На боковых аллеях стояли четыре павильона разной величины, увенчанные золочеными статуями греческих богов; свинцовые крыши павильонов покоились на белоснежных мраморных колоннах, а пол был выложен мозаикой.
Вдоль каждой аллеи тянулись заросли жасмина и розмарина, среди которых высились превосходные скульптуры и полукруглые портики с каменными скамьями внутри. Кроме того, в парке были шесть бассейнов из мрамора, кипевшие хрустальной водой, которая лилась из пасти золотых львов.
…В ожидании ужина дамы и кавалеры гуляли по аллеям парка, посматривая на слуг, которые носили блюда с едой на длинный стол, занимавший всю площадку под окнами дворца. Герцог Цезарио пока не появился здесь, он продолжал встречать запоздавших гостей.
Появления герцога ждали с большим нетерпением еще и оттого, что не знали, кого он выберет хозяйкой бала: Цезарио был разведен, его жена, иностранная принцесса, уехала от герцога вскоре после смерти его отца – Святейшего Папы.
Бенвенуто с большим интересом рассматривал приглашенных на бал гостей, – он слышал, что герцог не терпел, когда кто-либо из его приближенных становился слишком богатым и могущественным. Бывали случаи, что после бала у герцога такой человек внезапно заболевал и умирал, а все его имущество отходило Цезарио. Однако по лицам гостей нельзя было сказать, что они чего-то опасались: все выглядели спокойными и веселыми.
Наконец, Цезарио, одетый в свои любимые алые
