Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Флорес оставался невозмутимым. Он ждал, глядя на ворота.
На кухне Чарито прекратила болтать и сидела не шевелясь. Хозяйка давно не появлялась. О чем говорить? Все бесполезно, они обречены. Чайо сидела там же. С выпученными от бессонницы глазами, старая женщина выглядела глупо.
– Выпейте кофе, сеньорита Чайо.
Женщина взяла чашку и стала неловко прихлебывать, погруженная в свои мысли, разморенная на утреннем солнце и отупевшая.
– Как весело было ночью, не то что сейчас, – вздохнула одна из служанок.
Остальные слуги сидели у очага. Все устали и ничего не ответили. Дом, сиявший ночью, как комета, стал холодным и темным, как уголь, и солнечный свет медленно его нагревал. Остатки ночного зарева превратились в ослепляющий свет, от которого глаза у гостей заслезились.
Донью Эльвиру перенесли в комнату. Там, лежа с открытыми глазами, она испуганно ждала генерала.
– Он так и не вернулся?
– Нет, мама, не вернулся. – Кончита уже устала отвечать на один и тот же вопрос.
Если бы мать ее послушала, они бы тут не сидели. Но сеньора Арриета не дала ей тогда говорить, и Кончита не смогла разъяснить все изъяны в плане, который придумала мать, чтобы перехитрить военных. К удивлению Кончиты, взрослые с энтузиазмом приняли безумную затею доньи Эльвиры, и девушке ничего не оставалось, как замолчать. Теперь, обезумев от страха, та без конца спрашивала, вернулся ли уже их враг. «Зачем ей его возвращение? Чтобы узнать всю глубину собственного безумия?» И Кончита безразлично смотрела на мать.
– Он так и не вернулся?
– Нет, мама, не вернулся.
Неизменный вопрос прерывал сладкие мечты Кончиты в приятном холодке комнаты. По крайней мере, ей удалось избежать неумолимого полуденного солнца и тошноты, в которую превратился праздник. Она больше не видела столов, заваленных недоеденными яствами, над которыми радостно кружили мухи. С изумлением девушка наблюдала, как на газонах и в коридоре появлялись объедки, пустые бутылки, бумажки и пробки, словно в доме забил источник из мусора. Кончите стало дурно. Цветочные гирлянды и платья женщин завяли. Несколько пар все еще танцевали под свирепым взглядом Флореса.
Спрятавшись в этой белой комнате, Кончита чувствовала себя в безопасности. До нее доносились шаги солдат, патрулирующих дом.
В комнату вошел дон Хоакин – справиться о состоянии доньи Эльвиры. Он медленно подошел к окну и осторожно выглянул наружу: день разгорался, а улица по-прежнему была пустой.
– Как будто все вымерли, – произнес он глухим голосом.
Донья Эльвира оставалась неподвижной. Кончита сняла увядший венок, который ночью украшал ее темные волосы, печально положила его на прикроватную тумбочку и приблизилась к матери.
– Как медленно идет время.
– Этот день никогда не кончится. Мы останемся здесь навсегда. – Донья Эльвира повернулась к дочери, надеясь на утешение.
– Уже два часа, – раздраженно ответила Кончита.
– С той самой ночи, когда ушел Уртадо, я знал – с нами случится что-то ужасное, – сказал дон Хоакин все тем же глухим голосом.
– Хоть бы нас уже всех похоронили! – воскликнула донья Эльвира, трагически приподнимаясь на кровати.
– Так бы мы узнали, что нас ждет впереди, – согласился дон Хоакин.
– Они умнее нас! А мы слепые… – простонала донья Эльвира.
– Бог ослепляет тех, кого хочет погубить.
Слуги разносили разогретую вчерашнюю еду, однако гости больше хотели плакать, чем есть. Маэстро Баталья швырнул свою тарелку в дерево и решительно направился к капитану Флоресу.
– Сеньор капитан, это насилие! Я должен вернуться домой. Посмотрите, какие лица у моих ребят.
К протесту присоединился кое-кто из гостей, и на миг показалось, что вот-вот вспыхнет бунт.
– У меня приказ! Приказ! – повторял Флорес.
Страх заставил всех замолчать. Оркестр заиграл было марш, но скрипач упал в обморок. Этот инцидент вызвал большой переполох: мужчины поспешили в сад, женщины в ужасе раскричались. Шум достиг комнаты, где страдала донья Эльвира.
– Первый умер! – закричала она.
Сад пылал в сухом послеполуденном свете. Серые газоны, неподвижные ветви, дымящиеся камни тлели в неподвижном небесном пламени. Монотонный хор сверчков пел свою песнь разрушения. Солнце вращалось, посылая на нас жестокие лучи. Ни малейшего следа влаги, ни единого воспоминания о воде, чтобы спасти нас от игры жарких отражений. Время остановилось, и горы, охраняющие солнце, исчезли с горизонта. Обессиленные, обугленные и без надежды, мы ждали. Слуги, босые, с потрескавшимися губами, предлагали освежающие напитки. Мы их игнорировали.
Томаса Сеговию вырвало, но никто не подошел, чтобы помочь ему. Он так и остался сидеть на стуле, не стыдясь и не соблюдая приличия. Грубо оторванный от мира рифм и слогов, он перестал заботиться о себе и, склонив голову на плечо, дремал в заблеванной одежде. Капитан Флорес, прислонившись к колонне, наблюдал за ним, как за сломанной куклой. Доктор Арриета подошел к офицеру.
– Когда закончится этот фарс? – спросил он, покраснев от гнева.
Капитан Флорес опустил глаза.
– Не знаю, я ничего не знаю… Я просто выполняю приказы.
– Приказы? Приказы?
– Что вы хотите от меня? – простонал Флорес.
Врач задумался. Затем с любопытством посмотрел на офицера и предложил ему сигарету.
– Да ничего!
И мужчины начали беседовать о политике, забыв обо всех остальных.
Когда в саду появились сгустки вечерних теней, люди, перепачканные и вялые, ни на что не реагировали. Город был все такой же мертвый. Мы слышали смутные звуки на улице, когда солдаты сменяли друг друга. Донья Кармен выглянула на балкон, чтобы увидеть конец этого мертвого дня в мертвом городе.
– Ничего… Никого…
И она приказала зажечь лампы. Появились слуги и прошли среди гостей, освещая лампами их бледные лица.
– Маэстро, что-нибудь бодрое! – неуверенно потребовал Флорес.
Баталья не двинулся с места.
Дон Пепе Окампо поддержал капитана:
– Маэстро, сделайте одолжение. Ради всех нас.
Баталья взглянул на него с обидой, и дон Пепе почувствовал себя предателем. Он отступил от оркестра и попытался привести в порядок грязную шелковую рубашку и смятый галстук. В одиночестве он плюхнулся на стул и начал громко молиться. Что еще ему оставалось делать? Ночь наступала медленно, вода в фонтане чернела и ничего не отражала. Ветви деревьев удлинились и закрыли небо. Вокруг свечей запрыгали тараканы, но утомленные гости не обращали на них внимания. Время от времени из комнаты раздавался голос доньи Эльвиры Монтуфар:
– Он еще не вернулся?
Вопрос доньи Эльвиры принадлежал миру, где все еще существовала надежда. Гости раздраженно слушали ее крики, нарушающие гармонию тишины. Они полностью отдались забвению. Человек принимает насилие с такой же готовностью, как принимает покой, и праздник у сеньоры Кармен Б. де Арриеты с готовностью принял смерть. Несколько ударов дверного молотка по воротам не заставили гостей воскреснуть и подняться со скамеек. Возможно,
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
