всадники сливались с толпой горожан, что спешили пройти через выставленные ополченцами кордоны — напуганные боем люди торопились укрыться в укрепленной гавани. С одной улицы уходили едва не галопом — на нее выплеснулось сражение, в воздухе злобно зажужжали болты.
* * *
Отчаянный бой на окраине продолжался не более часа — солдаты под началом Эрнандеса прорвали оборону. Подоспевшие лучники осыпали стрелами окна и крыши домов — им удалось подавить королевских арбалетчиков.
Отряды повстанцев завершили разгром королевской терции и с ходу атаковали город, вломившись сразу в нескольких местах. Оставшиеся солдаты и городские ополченцы сопротивлялись яростно, но беспорядочно, все чаще обращались в бегство, не приняв боя, — как ни грамотен был Тарталья, но он не мог успеть везде и сразу.
Воины дона Карлоса сохранили боевой порядок и входили все дальше и дальше в город, громя высыпавшие навстречу ватаги, штурмуя баррикады там, где их успели воздвигнуть. Все городские улицы сходились к центру города, широкой рыночной площади, за которой находился порт — ворота удобной гавани со множеством кораблей — тех самых, которые грамота из Лас Агиласа предписывала передать незамедлительно…
Одну из улиц на подступах к площади укрепили на совесть — для баррикады не пожалели повозок, камней и всего, что только можно было нагромоздить поперек прохода. Солдаты и ополченцы защищали ее по всем правилам военного искусства — ясно было, что здесь успели подготовиться. Арбалетчики стреляли залпами, навстречу атакующим громыхнули легкие бомбарды, видимо снятые с кораблей. Первый приступ откатился, даже не достигнув укрепления. Второй, более ожесточенный, встретили и отбросили пиками.
Летописец Алонсо де Вега, в бою менявший книгу и карандаш на арбалет, пережил оба приступа — что там, с начала сражения юноше повезло оставаться без единой царапины, хотя вокруг то и дело падали убитые и раненые. Он чувствовал азарт, снова и снова натягивая тетиву арбалета и выпуская болты. Он уже знал, что ужас и отвращение придут после, и не думал об этом сейчас, в разгар боя, бок о бок с товарищами по оружию.
Опустив руку в колчан, Алонсо не нашел болтов. Люди медленно отступали от баррикады, волокли раненых, многие так и остались лежать. На баррикаде радостно вопили, размахивали оружием, кто-то повернул в сторону нападающих голую задницу — для нее-то летописцу-арбалетчику и не хватило болта.
Алонсо сплюнул с досады. И едва не зажмурился, вспомнив…
* * *
…Он не мог забыть давно минувший отвратительный день, один из тех, когда недовольный народ в Лас Агиласе заволновался. Никто не знал, чем завершится заседание в королевском совете, все ждали решения, но его не было. С амвонов в храмах вещали привычное о Божьей благодати, любви к ближнему и власти, дарованной от Бога. Говорили — и сами, похоже, не верили собственным словам. В те дни народ как будто сходил с ума от беспокойства за завтрашний день. Одни заливали тревогу в тавернах, другие под шумок сводили счеты с займодавцами и любовниками собственных жен, третьи хищно поглядывали в сторону зажиточных марранов.
В один из подобных дней едва ли не целая сотня махос обрушилась на здание Университета, где как раз завершал обучение будущий летописец восстания вольного города. Нельзя сказать, что и сами студенты были невинными агнцами, чуждыми пьянства, драк и прочих безобразий, однако, когда по главному входу градом посыпались булыжники, зазвенели стекла окон, людям в здании сделалось не по себе. Алонсо помнил вид из окна — даже не толпу, но какое-то пестрое, мерзко гогочущее человеческое (ой ли! звериное!) месиво, осыпающее камнями вход в храм науки. Он попытался выйти и едва не был убит шальным булыжником — повезло уклониться, удар пришелся вскользь.
Студенты жались за дверями. Многие уже схлопотали камнем: кто бинтовал рассеченную голову, кто плевался кровью, кто прижимал к синякам оловянные кружки. Никто не решался выйти на улицу, а между тем народу внутри здания было не меньше, чем бандитов снаружи, возможно, и больше. Суетились растерянные профессора, люди приглушенно ворчали, стонали от боли и матерились.
Внезапно Алонсо осенило. Черный ход! Черный, чтоб его, ход с другой стороны здания!
План родился мгновенно. Собрать товарищей по несчастью, выйти из черного хода, внезапно напасть на погромщиков с фланга (Алонсо видел, что толпа растянулась вдоль фасада Университета в довольно тонкую линию). Нужно совсем немного — побольше людей (благо вот они!) и решительные действия (а что еще остается делать?).
— Друзья! — крикнул Алонсо, взобравшись на лавку. — Послушайте!
Десятка два голов обернулось к нему. Алонсо коротко изложил свой план — и не увидел ни одного воодушевленного.
— Справимся только вместе! — убеждал Алонсо. — Немногим там делать нечего!
— Это тебе делать нечего! — бросил кто-то.
— Хочешь — пытайся, — ответствовал кто-то другой.
Maxoc забавлялись еще час, пока прибывшие на место альгвазилы не оттеснили их копьями. Алонсо до сих пор досадовал за тот случай и не знал наверняка, что угнетало больше всего: беспричинная жестокость толпы, трусливое безразличие товарищей или собственный отважный порыв, пропавший втуне…
* * *
…Рядом осел на землю раненный в бедро знаменосец. Еще миг — и он обронил бы голубое полотнище с белой чайкой.
Алонсо подхватил знамя левой рукой, правой рванул из ножен эспаду (черт, до чего неловко!).
— Вперед, братья! — не своим голосом вскричал летописец. — Вперед, за мной! Пробудись, железо!
С этими словами Алонсо бросился в сторону баррикады.
Укрепление вдруг показалось ему страшно далеким. Собственные шаги как будто не сдвигали его с места. Алонсо почувствовал себя единственным перед лицом врагов — сейчас он достигнет баррикады, и они вцепятся в него, вырвут из рук оружие и повалят на землю.
Справа показалось острие гизармы, затем Алонсо обогнал солдат, рычащий и оскаленный. С другой стороны — еще двое таких же. Алонсо расслышал за спиной топот множества ног. Ему удалось! Удалось поднять людей на новую атаку, сейчас, пока забаррикадировавшиеся не успели оправиться от предыдущей!
Защитники укрепления засуетились. Пики и алебарды поднялись навстречу, но уже неровно, вразнобой. Мелькнуло и исчезло несколько спин — кто-то, не выдержав, бежал прочь. Прямо перед Алонсо внезапно поднялась дощатая створка, и юноша успел увидеть за ней круглую черную дыру.
Грохот заглушил все звуки, вонючий серный дым заволок глаза. Ничего не видя и не слыша, Алонсо почувствовал, что кто-то схватил его за правую руку раскаленной пастью и с силой рванул вверх и назад, едва не опрокинув навзничь. Алонсо взглянул на руку — и не увидел ее, только обрывки одежды, да клочья мяса, да
