бесполезной. Совсем близко промелькнул край щита, оскаленная рожа и нахальные глаза итальянца, а ногу пронзила острая боль — старый солдат и сейчас прихрамывал.
…Двадцать лет назад он сражался за королевство — но защитники короны оказались с обеих сторон, и одни жестоко расправились с другими. С тех пор королевства для Вальехо не существовало. Он примкнул к восстанию, чтобы защитить свой дом, но и дом, и землю пришлось покинуть — говорят, дни их сочтены. Остались только родные — и за них сегодня бывший грахеро взял в руки алебарду вместо офицерского протазана…
Между остриями пик было всего несколько шагов, когда капитаны дали команду и в передние ряды пропустили бойцов с алебардами. Ряды сомкнулись на ходу. Это стало неожиданностью для меченосцев, что мигом позже бросились вперед из-за пик королевской терции. Одно дело — отводить щитам неуклюже длинные пики, опасные лишь во множестве на большом расстоянии, другое — противостоять частым ударам тяжелой алебарды, от которой и щит не всегда спасает. Схватка была скоротечной: те меченосцы, кому повезло уцелеть, убрались назад, под защиту пик. Вооруженные алебардами противники наступали по пятам, раздвигая и срубая древки, не давая противнику сомкнуть строй перед часто выставленными пиками.
Битва разгорелась. Первая терция повстанцев насмерть сцепилась с королевскими отрядами, те, хоть и проиграли первый натиск, не уступили. Стойкости и выучки солдатам было не занимать, а схватка с внезапно сильным противником лишь раззадорила их. Капитан Пабло Вальехо сражался в первом ряду, бешено орудовал алебардой. На благодушного грахеро было страшно смотреть: так и только так могла выглядеть старая, давно перебродившая ярость, потоком рвущаяся наружу. Солдаты бросились за своим капитаном, в тесноте в ход пошли топоры, кинжалы и фальшионы, лязг, рев и грохот поднимались над долиной.
— Пробудись, железо! — неслось с одной стороны.
— Сантьяго! — вторили с другой.
— Святой Георгий! — вопили все вместе.
— Де пута мадре! — Вальехо на миг заглушил первых, вторых и третьих.
— Они увязли, и крепко! — проговорил дон Карлос, наблюдая столкновение двух терций на равнине. — Пора!
Запели сигнальные трубы, и отряды Второй и Третьей терций, появившись из-за холмов, атаковали фланги королевской пехоты и двинулись дальше, стремясь окружить врага.
По рядам королевской терции пронесся вопль ярости — солдаты заметили, что их окружают.
* * *
— Что я говорил? — скривился Тарталья, показывая алькальду на движение из-за холмов. — Терцию заманили в ловушку и перебьют безо всякой пользы!
— Черт! — процедил алькальд. — Этот де Альварадо оказался по-настоящему хитрой бестией! Отправляйте туда резерв, Тарталья! Своих людей!
— Не стоит. Нужно выводить оттуда ваших, пока окружение не замкнулось. Кроме них, город защищать будет некому! Прикажите трубить отступление, пока не поздно! Хотя бы три сотни успеем уберечь!
— Вводите резерв, Тарталья, это приказ! — рявкнул алькальд.
Вместо этого кондотьер отдал генуэзцам приказ отходить к городу. На вопрос алькальда, какого дьявола он делает, он спокойно ответил:
— Защищаю город.
На окраине, у самого входа в улицы, Тарталья перестроил оставшихся солдат к обороне. Выставили пики, стрелки заняли позиции на вторых этажах и на крышах домов — так они могли вести обстрел поверх строя.
Отряды повстанцев бросились на приступ, но угодили под такой град болтов, что отступили в беспорядке, потеряв многих убитыми и ранеными. Перестроившись, повстанцы повторили атаку, снова попали под обстрел, смогли добраться до пикинеров и вступили в схватку с ними. Но не было в них силы, способной прорвать строй. Атака увязала и слабела на глазах, генуэзцы же держались со стойкостью обреченных.
— Р-разойдись! — Впереди строя появился могучий капитан Эрнандес. Бывший начальник альгвазилов был облачен в легкие доспехи — он оставил на себе лишь кирасу, каску и боевые перчатки. В руках капитан сжимал двуручный меч, да такой огромный, что все его собратья рядом с ним казались бы игрушками. — За мной! — взревел Эрнандес. — Пробудись, железо!
Капитан прянул вперед. Грузный силач двигался невероятно прытко. Чудовищный меч закружился в его руках, и не было вокруг ничего, способного уцелеть под его ударами.
…Всю жизнь Мигель Эрнандес делал то, к чему обязывала его данная в молодости присяга. Вряд ли отыскался бы во всем Южном уделе служака, более ревностный и менее дружный с властями. Награды постоянно чередовались с упреками и обещаниями выставить со службы. Капитан быстро понял, что виной тому раздоры правителей Эль Мадеро — угодить всем сразу альгвазилы не могли. Неурядицы и тяготы службы капитан сносил с завидным спокойствием, однако под конец подобное ему осточертело. Именно поэтому капитан альгвазилов едва ли не первым внял мятежному призыву дона Карлоса.
Эрнандес и прежде задумывался о действующей армии. Он не пожалел денег на уроки лучшего в уделе учителя фехтования, со временем заказал в гильдии оружейников двуручный меч под стать себе. И сейчас капитан был уверен, что без его меча людям вольного города не обойтись…
Обрубки пик разлетались так, как будто их сшибало пушечными ядрами, солдаты валились с ног. Эрнандес оставил за собой широкую просеку, и повстанцы ринулись в нее.
* * *
Бой неумолимо катился из долины, заваленной телами, в город. Конница рассеивала и била уцелевших, не давая им собраться снова. Все силы и взоры обеих сторон устремились к окраине, где держали оборону генуэзцы Тартальи.
Никому в целом лагере и даже в целом городе не было дела до шести всадников, незаметно выехавших из-за холмов к самым домам городской бедноты. Здесь не нашлось бы ни одной широкой улицы, способной пропустить вооруженный отряд, но также — ни одной баррикады поперек пути, ни одного стража или простого человека: хозяева то ли попрятались, то ли убрались подальше от опасности.
Шестерым всадникам хватило узких проулков.
— Понсо, ты был тут раньше? — спросила Лаура старика-провожатого.
— А то, сеньора! Здесь я возвращался позавчерашним вечером. Дорога дрянь, настолько плохая, что даже не стерегут! Нам в самый раз, но придется петлять — до порта не близко.
И они петляли — долго и осторожно, но со всей поспешностью, какая возможна в незнакомых и опасных местах. Без помощи старого Понсо им вряд ли удалось бы найти дорогу в переплетениях узких улиц и переулков. Приходилось перепрыгивать невысокие ограды, протискиваться в проходах между стенами, где едва могла пройти лошадь.
Льянеро намеренно избегал мест, где могли бы встретиться войска, но по мере приближения к рыночной площади дорога выходила на главные улицы, более прямые и широкие — и более опасные. Несколько раз навстречу попадались вооруженные отряды — одни спешили в сторону окраин, другие, наоборот отступали вглубь города. Раз или два
