теплый, вечно солнечный остров, откуда Слепец считал, что был родом и обязан своим телом именно Богу-символу Солнцу. Он вспоминал свою молодую невесту, которая по обычаям его острова непременно ждет, и будет ждать. И его бросало в краску, когда соплеменники из отряда говорили «небось она уже балуется иными предметами пред его картиной».
После трудодня, они уселись на деревянную подстилку. В домике было прохладно, и струящийся пот постепенно сошел на нет, вернув аппетит. Помимо подстилок и вещей в домике было пробито окно, куда Йом часто глядел по ночам, перекидываясь в карты со Слепцом. За особые успехи на поприще «возведения града небесного», им предоставили двухместное сооружение. По сути, большую часть работы выполнял Йом, умело прикидывающийся уставшим, когда надобно, но страже об этом было неизвестно, а метка позволяла ему имитировать эмоции.
Слепец оглядывал свои пожитки, сваленные в углу, пока не изъял из-под горстей грязных вещей обернутую в тоненький шелк картину. В Лучезарном Холме было принято на начало свадьбы каждому жениху и невесте рисовать портреты, чтобы запечатлеть юность, что называется «на века».
– Все хранишь эту безделушку? – спросил Йом.
– Она для меня многое значит, – Слепец осторожно протер полотно от пыли, – ты когда-нибудь любил?
– К чему пустые вопросы? Подлей-ка мне лучше выпивки.
В такие минуты беспечность Йома внушала Слепцу невиданное спокойствие, и даже появление просветителя, казалось, не смогло бы его нарушить. Однако, за воротами огороженной территории скрипнула запираемая снаружи калитка, и они мигом попрятали все следы отдыха, выстроившись подле глиняной постройки и ловя на грудь удары хлыста. Обычно наносили от трех до четырех, но сейчас Надзиратель был чем-то недоволен и всучил Йому целых восемь. Затем, когда тот упал, плюнул ему на окровавленную спину и сказал, чтобы не расслаблялись. «Близится великое празднество и вы – презренные рабы, призваны участвовать в его свершении». Йом поднял от земли лицо и… Хлыст прошелся еще раз, обжигая лоб. Он ахнул, Слепец бросился к нему, но надзиратель хлестнул по воздуху, предупреждая его о нарушении дисциплины.
Когда Йом собрался с силами, то открыв глаза заметил, что видит только левым.
– Сучий выродок, – кряхтя, он поднялся, но, пошатнувшись, упал.
Подоспел Скиталец
– У тебя бровь рассечена, тебя нужно перевязать.
– Обожди, пока он уйдет – прошептал Йом, хватая его за рубаху, но тот вырвался и бросился к высокому частоколу ворот.
– Лекаря! Срочно! – он надрывал голос, крича в тишине, но никто не отзывался, и никак не выходило отпереть дверь или перелезть наружу. Они словно в камере без потолка! Слепец придумал, как отпереть замок. Их оградили вокруг возводимых опор для сваи Поднебесья, между забором валялись железные инструменты и кирки. Если как-то продеть их в дверной проем, то получится сделать рычаг. Он рванулся к наваленным лесам древесины, но Йом оторвал его руками.
– Но тебя захлестали, едва не до смерти!
– Таков тут порядок – или ты или тебя, – он вытер грязным рукавом лоб и повел Слепец под руку в домик, – затем попросил его сдавить веко и что-то шептал. То, что Слепец увидел дальше – запомнилось ему на всю жизнь. Его заросшее волосами и щетиной лицо издало шипение, а рана сплавилась, образуя на месте рассечения ожог.
– Ты… Ты! Кто? – он отстранился, упав на зад, и попятившись, уперся в стену.
– Фокусник – усмехнулся Йом, – то, что ты видел не должен узнать никто, понимаешь?
Слепец робко кивнул. Он считал его чуть ли не полубогом за невероятную выносливость, но увиденное поражало – он умел затягивать раны. Неужели он колдун? Или приспешник князя тьмы? – от сей мысли сердце Слепца обуял ужас, но Йом как ни в чем не бывало достал миску, линул туда выпивки, разбавив рисом и опустошил, задирая над лицом. Он пригляделся – Йом не источал едва заметную серую ауру, как то гласили книжки.
Наутро глаз затек и опухло веко. Слепец полез было с компрессом к его лицу, но он перехватил его руку
– Сам справлюсь.
«Не хватало того, чтобы он увидал клеймо» – подумал Йом. Благо, стричься налысо не призывали, ходи как тебе вздумается – главное исполняй работу надлежащим образом. Настроение улучшалось, вместе с самочувствием. Сегодня они возводили подпорки для сваи. Их присоединили к элитной бригаде. Заправлял уже знакомый Йому Хейм – сотоварищ с корабля. Стража совершала обходы по периметру до обеда, после чего поодевала им кожаные наручники и заперев в бывший загон для скота, отправилась подыскивать себе будущее место на празднике господина Медварда.
– Тут то нам самое и место, да?! – вскричал один из рабов. Его только недавно перевели из разряда свободных.
– Счастливчик – ответил ему Хейм, обтирая кисти маслом, чтобы не так натирало кожу, – могли отправить на имперские рудники по контракту с Севергардом, а ты еще жив и дышишь.
– К черту такую жизнь! Меня высекли как щенка за то, что я не уступил дорогу какому-то подхалиму. Приехал на праздник, называется!
На ухо Йому шепнули:
– Вроде как, за фальшивомонетничество.
– На Цветущих Розах садят за то, чем сами же промышляют? Забавные ребята, – рассмеялся он громко.
За месяц Йом освоился, другие рабы изрядно потрепали страже нервы, а он всегда как огурчик – готов служить и идти на всевозможные уступки без демонстрации и уничижительных мольб. Полный сил и бодрости. Ему часто грозили при переходе с одной стоянки, где вбивалась свая на другую, по большей части будущие рабы приисков: «когда сваи достроятся – кончится твоя лафа, пойдешь в общую яму». Йом же подсмеивался над их угрозами. Он не находил причин для волнений покуда поблизости не обнаруживался просветитель или надзиратель, а у них, по сведениям из иных групп: «дел по горло, заняты организацией представлений и поисками музыкантов, танцовщиц и прочей бесполезности», потому то рабами и занималась исключительно дворцовая стража Фольтрона, безукоризненно исполнявшая поручения коменданта. Им не резонно было пытать рабов, ведь после завершения построек их собственники могли затребовать у города компенсацию за причиненный имуществу ущерб.
Подгонять – подгоняли. Конкретно его – редко. Порядки сего острова вновь казались достаточно интересными. Торговец куда-то запропастился, приставать к ним – не приставали, форма элитных рабочих давала некоторые привилегии, а так как она не отличалась внешне от униформы свободных, подавшихся в строительство, то и относились соответственно. Йом часто пользовался сим моментом и проникал в лагеря ремесленников неподалеку, где выискивал мастерские и набивал карманы серебром, проводя искусную резку сувениров и полировку драгоценных камней. Вопросов ремесленники не задавали – работал за треть цены свободного, приходил и уходил ночью, когда большая часть караула дремлет, ни разу его не ловили, одна прибыль, да и руки – хоть себе забирай. Он даже открыл счет в банке, пусть и с сомнительной репутацией. Оказавшись раз в темнице за драку, когда Йома посадили на воду и овес, он без ущерба для здоровья отсыпался. Его желудок не испытывая трудностей, переваривал овес, и он снова набирался сил. Без метки бы он загнулся, но Йом этого не замечал, поскольку они стали с ней одним целым еще в детстве, когда экзекутор, выполняя приговор, дважды всадил в лоб клеймо, посчитав, что одного недостаточно для сына шлюхи. Ему часто снился сей кошмар, он не помнил обстановки. Помнил лишь лицо исполнителя и устрашающе шипящий стальной стержень, да мольбы матери…
«Но прошлое – осталось в прошлом». Йом довольный, поднялся на ноги, ощутив вязкость в коленях. «Перебрал ночью» – подумал он, когда мимо прошагала шеренга стражников, любопытствующе поглядывая на него. Йом сделал вид, что передыхал, отер лоб, на котором автоматически проступил пот, и, заваливаясь на бок, уперся в бетонный блок, затем, обвязал его ремнями, упаковывая как подарок, и взвалил на рельсовую телегу.
– Смотри нам, не отлынивай – прозвучал строгий голос из шеренги, но удовлетворенные его усилиями, они миновали Йома, привлеченные скандалом у палаток дальше. Кто-то неаккуратно нанес золотую окантовку на колонну. Поодаль Слепец восхищенно глядел на труд друга
– Ты же их обманул! – прошептал он
