смеялся со времен Октябрьского переворота! — давился от хохота.
Где я слышал эти слова? Они же часть нашей семейной хроники.
— А мамка-то твоя! Голая… Свесилась. Сиськи болтаются! Ха-ха-ха!
— Она в белье, — возмущенно пролепетал я.
— В каком таком белье?
— Во французском! — Ничего лучшего я придумать не мог.
— Никакого белья. Вижу деревце под животом, ветвистое, как на гравюре. Всё вижу — белья не вижу.
— Оно телесного цвета!
7. Рождение Великого Гопника
Маленький ночной Сталин от хохота плюхнулся на унитаз — на передний план выдвинулась уборная. С бледно-розовой туалетной бумажкой на хлипком крепеже. Бледно-розовый дефицит. Про него ходил анекдот. Идет мужик по Москве, обвешанный рулонами туалетной бумаги. Его спрашивают: «Где купил?» — «Из химчистки несу».
Спроси меня, что такое Советский Союз. Как что? Туалетная бумага из химчистки. 15 рулонов на веревке, висящей на шее. 15 союзных республик.
Спущенные штаны съехали на сапоги. Горец стал тужиться, побагровел.
— Вы чего? — ужаснулся я.
— А что, не видно?
— Как вам не стыдно! — сказала мама, оглянувшись из ванны.
— Молчи, сука! — рявкнул горец.
— Как вы смеете… — в один голос сказали мы с мамой.
— Я рожаю!
— Что?
— Не что, а кого!
Он продолжал тужиться. Прошли считанные минуты. Роды! Роды! Вдруг из него со зловонием вышло что-то.
Он соскочил с унитаза. Наклонился, вытащил. Склизкая мужская куколка. Личинка на привязи пупа.
Маленький ночной Сталин исчез с куколкой, путаясь в штанах.
Мне эта куколка запомнилась.
Мы с мамой остались одни.
— Ну чего ты остолбенел? — сердито сказала она. — Вода не остыла? Перелей в ковшик. Вон он. Лей на голову!
Я никогда не видел маму голой.
8. Кто уничтожил Советский Союз?
— Вы уничтожили Советский Союз!
Все уставились на меня.
— Я? Советский Союз?
— Вы!
— Как это? — пробормотал я.
Мы все мало что успеваем сделать в жизни. Идешь по кладбищу — повсюду тому подтверждение. Как же я мог уничтожить Советский Союз, если на карте мира он расположен от океана до океана, как туша быка на вертеле?
Я вижу быка на вертеле. В пьяной компании мы не однажды крутили его на берегу Черного моря, в Коктебеле, среди зреющих гранатов и абрикосов, под присмотром профиля Волошина, но не сбивайте меня с толку! У меня богатая жизнь, и ветер памяти охотно сдувает с темы. Вернемся к Советскому Союза, который я уничтожил.
В нем жили двести пятьдесят миллионов человек. Это была сверхдержава, ее боялся весь мир. Она хотела быть властелином человечества.
Хотела-то хотела — а я ее уничтожил!
Если это правда, скажет русский народ, то тебя надо распять принародно на Красной площади. В назидание всем врагам.
Пройдет еще триста лет, и все равно найдутся сторонники СССР. Будут рыдать по его кончине, рвать на себе волосы.
Только враги могут порадоваться за тебя, если ты уничтожил Советский Союз, только враги могут рукоплескать и поставить тебе серебряный обелиск где-нибудь в Вашингтоне. А еще тебе на шею бросятся поляки, ах, эти уж точно расцелуют тебя, а кроме них балты, да что говорить! Даже дюжая часть украинцев в своих вышиванках оближет тебя, вместе с русской оппозицией.
Хотя нет. Русская оппозиция не оближет. Она уверена, что она сама уничтожила Советский Союз, а ты здесь ни при чем. Это в лучшем случае, скажет оппозиция, глупая, неправомерная метафора. Да ис каких хуевты мог уничтожить Советский Союз?
Ну что тут вам сказать?
Я подхожу к красной черте. Разочаруйся в людях — идиотах, быдле, хамах, обывателях, потребителях, — и всё. Зачем что-то делать ради них? — займись собой. Или нужно создать нового человекапо формуле Ленина или Гитлера?
Как я радовался, когда однажды ночью спустили в Кремле, как будто штаны, главную символику мировой революции, и как же дико смотреть на то, что все это говно возродилось! Но могло ли быть иначе, если реформаторы не знали, для кого реформируют? — надежды просвистели. В результате родился Великий Гопник, и мне нужно ради спасения моей младшей сестры О. идти на поклон к его пацанам через Красную площадь, от которой меня тошнит.
— Как?! — снова взорветесь вы. — Красную площадь любят все! Весь мир! Все на ней фоткаются, делают селфи, все ей восхищаются, она — еще больше, чем Пушкин — наше всё, и даже больше, чем всё!
— Нет, я в детстве любил Красную площадь…
— А что непонятно? — воскликнул бывший рыжий реформатор Межуев с председательского кресла. — Ваш подпольный альманах Метропольв 1979 году нанес мощный идеологический удар по советской системе. Так?
Я кивнул.
— Лучшие писатели выступили против нее! Кто там у вас был?
Недавно я рассказывал в штаб-квартире технологий будущего у бывшего рыжего реформатора Межуева об альманахе Метрополь. Ему исполнилось 40 лет.
— Культура, по-моему, — это борьба с энтропией, — предположил я. — Наверное, это и есть назначение человеческого проекта в целом.
Зал будущих технологий настороженно слушал.
— В этом контексте Метрополь, — продолжал я, — объединивший двадцать с лишних настоящих писателей, стал реальной борьбой с энтропией, которую и олицетворял собой Советский Союз. Метрополь— это литературная атомная бомба.
Я рассказал собранию, как я придумал ее конструкцию в 1978 году, когда жил напротив Ваганьковского кладбища, как соблазнил Аксенова, Битова и Попова принять участие в ее разработке. Акция удалась. События развивались стремительно. Государство ударило по всем авторам альманаха. Но больше всего пострадал ни в чем не повинный мой папа — он потерял работу в Вене, где тогда был послом СССР при международных организациях.
— Ну, да, ведь литературный кружок Шандора Петёфи спровоцировал венгерскую революцию 1848 года. Все сходится. Я — провокатор перестройки, — усмехнулся я. — На эту роль меня выдвинул с враждебной стороны и главный палач Метрополя, тогдашний московский литературный начальник Феликс Кузнецов. Он и позже никак не мог успокоиться. Советский Союз уже давно развалился, а он позвонил на телеканал «Культура» и объявил, что я создал Метрополь по заданию ЦРУ. Впрочем, перед тем, как умереть, он захотел со мной повидаться, передал это через какого-то поэта, но я сказал поэту нет. Я не желал умиравшему палачу зла, но и видеться не захотел.
— После Метрополя советская система уже не смогла регенерироваться, — подчеркнул Межуев. — Она треснула! Она даже не смогла как следует наказать вас, никого не посадили, никого не убили. Досталось только вашему отцу. Метрополь стал предвестником перемен. Плюралистическим подходом к реальности. А кто придумал Метрополь?
— Ну я, — сказал я.
— Ну так вы и уничтожили Советский Союз!
Зал рассмеялся — шутка удалась. Я, может быть, и не уничтожил Советский Союз, но
