оказался в лагере, никто не догадывался.
Бушманов подтвердил мои догадки:
— Василий, через четверть часа сюда придут люди… твоя задача — постоять на страже и предупредить нас, если вдруг немцы или капо узнают о сходке и явятся в барак.
Я молча кивнул.
Понятно, значит, сейчас тут предстоит встреча подпольщиков. Наверняка, в бараке, где жил генерал, чрезмерно большой контроль и проводить собрание там неразумно, поэтому выбрали другой барак. Разумеется, я допущен до встречи не буду в силу понятных причин, но меня завербовали с определенной целью — лишние пара рук и глаз генералу не повредят. Что же, как я и пообещал, сделаю все зависящее от меня, чтобы помочь нашим.
— Завтра вас с Георгием снимут с «трассы», товарищ генерал это устроит, — сообщил Бушманов.
— И что нам предстоит? — поинтересовался я с воодушевлением. Наконец-то у меня появилась возможность не просто ждать смерти, а как-то влиять на ход событий.
— Вас с большой группой отправят на строительство завода, — пояснил Николай, — работа тяжелая, изматывающая… но у нас будет одно поручение, от выполнения которого многое зависит. Все подробности тебе сообщит Георгий, он полностью в курсе дела.
Выбраться за пределы лагеря — уже хорошо! Пусть и на тяжелую работу, плевать. Главное, хоть один день не видеть эти бараки, стены, вышки… черный дым крематория.
— Я все исполню. Или умру! — пообещал я.
— Умирать не нужно, нужно жить и бороться. Знаю, это звучит слишком возвышенно, по-детски… но это правда. Пока же у нас есть немного времени, — продолжил Николай, — если у тебя имеются вопросы, задавай!
Я задумался. Мы были практически отрезаны от новостей из внешнего мира, до нас доходили лишь крохи информации о реальном состоянии дел на фронте, и мне было интересно, что сейчас происходит в мире. Об этом я и спросил.
— Самое важное, что случилось за последнее время — первого января американцы открыли Второй фронт, — начал рассказывать Бушманов, — это сильно помогло нашим войскам. Немцам пришлось перебросить значительные силы во Францию, изрядно оголив линию обороны под Киевом…
Отличная новость! Значит, предначертанная цепочка событий все же слегка изменилась, причем в лучшую сторону. В моей реальности Второй фронт открыли на полгода позже, и то, что это случилось уже сейчас, спасло жизни миллионов советских граждан. Интересно, кто или что послужило катализатором для этого события?..
О реальном положении дел на фронте Бушманов сам знал не много. В немецких газетах, которые иногда получалось прочесть, об этом не писали. Там в статьях все было хорошо и благостно. Великая Германия неотвратимо побеждала, северные варвары в страхе отступали, теряя город за городом, настроение населения было сочувствующим, все ждали прихода немецкой армии, способной избавить народ от гнета коммунистов… и прочая подобная чушь, поверить в которую могли лишь бюргеры, традиционно не слишком обремененные критическим мышлением.
Резкое открытие Второго фронта случилось после Тегеранской встречи, на которой произошла попытка покушения на Большую Тройку — Сталина, Рузвельта и Черчилля. Об этом в газетах не писали, но у генерала были и другие каналы получения информации.
А вот о чем писали открыто — у президента Рузвельта врачи обнаружили большие проблемы со здоровьем, но так как обследование прошло вовремя, то результат лечения оказался положительным, и президент чувствует себя хорошо.
Из других новостей, произошедших в Америке, меня заинтересовал скандал с Гарри Трумэном, вице-президентом США… точнее, бывшим вице-президентом. Выяснилось, что Трумэн устроил несанкционированную прослушку членам конгресса, это стало известно, СМИ раздули скандал, его уволили со всех постов и завели уголовное дело. Так что самый вероятный претендент на пост будущего президента США потерял все шансы на дальнейшую политическую карьеру и, вероятно, вскоре сядет в тюрьму.
Шикарно! Человек, сделавший все, чтобы испортить послевоенные отношения СССР и США, выбыл из игры. К тому же Франклин Рузвельт теперь может прожить дольше, чем он прожил в прошлой исторической линии, и шанс на то, что Холодная война не случится в принципе, был велик как никогда.
Большего Николай рассказать не успел, дверь, ведущая на улицу, приоткрылась, и в барак, чуть пригнувшись и пряча лицо в воротник куртки, зашел человек. Я тут же вышел наружу и занял наблюдательную позицию с торца здания. Георгий Зотов вышел следом за мной и, стараясь оставаться в тени, пробрался вдоль корпуса к противоположному торцу. Что же, по крайней мере, мы увидим опасность и успеем предупредить заговорщиков в случае беды.
За следующие десять минут я заметил еще четверых человек, пробиравшихся к нашему бараку. Они старательно выжидали, чтобы свет от прожекторов с вышек проходил мимо, и только тогда перебегали от барака к бараку короткими перебежками. Пока им везло, и охрана никого не заметила. Чувствовался большой опыт, и все же это было чертовски опасным занятием, грозящим риском не только подпольщикам, но и всем обитателям нашего барака. Лагерфюрер Кайндль не будет долго разбираться в причинах, а попросту велит казнить всех.
Встреча длилась чуть больше часа. За это время, кажется, я поседел от волнения. Каждый звук, каждый шорох казался мне знаком, свидетельствующим о том, что планы подпольщиков раскрыты и что сюда со всех ног спешит охрана во главе с Антоном Кайндлем, славящимся своей особой жестокостью и изобретательностью в плане методов дознания. А его правая рука — рапортфюрер Густав Зорге даже среди немцев, не знающих жалости, считался опасным зверем. Говорили, что год назад его даже посадили в тюрьму, когда по приказу руководства СС проводили расследования о нарушениях и злоупотреблениях в концлагерях, но, думаю, причина была скорее в неправомерных тратах выделяемого бюджета, чем в чем-либо ином. Тем более что сам Гиммлер благоволил рапортфюреру и, выпустив его из тюрьмы, отправил на службу в Заксенхаузен.
Обо всем этом болтали заключенные, которые иногда знали гораздо больше того, чего от них ожидали.
Поэтому я вздохнул с облегчением, когда один за другим заговорщики начали покидать наш барак. Последним вышел Бушманов, на прощание махнув мне рукой и сделав знак возвращаться обратно.
В дверях я столкнулся с Зотовым. Георгий был возбужден и необычайно взволнован.
— Живем, брат! — он потряс меня за плечо. — Все еще только начинается!
Я был рад, что апатия, владевшая им последнее время, абсолютно сошла на нет. Он был человеком действия, и безвольное прозябание в лагере убивало его похлеще, чем фашистская пуля. Теперь же, когда он нашел точку приложения сил, Зотов ожил.
— Расскажешь, что нужно делать? — спросил я.
