собой хотя бы одну служанку. В одиночестве можно разве что по саду прогуляться, если он не слишком далеко от двора.
Меня условности не интересуют:
— Кормилица Мей, не о чем волноваться! Мы же не чужие.
— Подождите старую слугу, юная госпожа!
О?
Я ведь ясно сказала отдыхать, причем по форме построила фразу не как совет или предложение, а как приказ. Но кормилица будто не слышала. Она выбирается из беседки, подкашливает.
— Кормилица…
Она шаркает по дорожке, едва не спотыкается, и я ощущаю странную беспомощность. Умом я бегу спасать свои сундуки, а по факту стою как прибитая и жду, когда она до меня доковыляет. Развернуться и уйти ничто не мешает, но бросить кормилицу не получается.
А ведь она очень хорошо знает настоящую Юйлин и скоро заметит изменения в характере, в образе мышления, в привычках, в мимике.
— Юная госпожа, куда вы пойдете? Как бы ни поступили с вами, вы должны быть выше обид и быть образцом добродетели…
А вытащить из прически шпильки и раздать кузинам я не должна?
Я вынужденно подстраиваюсь под шаг кормилицы — идти быстро ей было бы трудно.
Сколько в экипажах сундуков и сколько времени понадобится слугам поместья, чтобы их унести? Думаю, даже размеренным шагом я застану либо самое начало грабежа, либо разгар действа.
Но чуть-чуть ускориться все же стоит.
— Как ты себя чувствуешь, кормилица Мей? — оборачиваюсь я на очередное покашливание. Кормилица аккуратно трет кулаком грудину и почему-то трогает уголок рта.
Заметив мое внимание, она вздрагивает, словно я застала ее за чем-то предосудительным, и резко опускает руки, сутулится.
— Юная госпожа, давайте вернемся? — вздыхает она. — Куда повернуть, хоть режьте, не помню, глупая моя голова…
— Зато я помню, кормилица Мей.
Выбрать дорожку, которая, по моим прикидкам, должна быть короче, или идти знакомым путем? Лучше знакомым. Искать приключения отправлюсь в другой заход. Если только приключения не найдут меня сами… Я замечаю внимательные взгляды слуг. Поместье только кажется пустынным, просто слуги, как я понимаю, перемещаются по своим тропинкам, проложенным так, чтобы не бросаться в глаза.
Кто-то из старших слуг вполне может подойти и попытаться развернуть меня обратно в выделенный мне двор либо пригласить на двор госпожи Ланши, но мне везет, ко мне никто не цепляется.
Я выхожу к павильону, в котором дядя устроил мне встречу. В павильон мне не нужно, я просто отмечаю, что полог опущен, малышки нет. Она караулит вход следующего павильона. У двери весьма странный гость. На слугу мужчина не похож. Все, кого я успела увидеть в поместье, одеты похоже — немарко, опрятно и добротно. Мужчина же в серой рубахе до середины бедра, таких же холщовых штанах и подпоясан веревкой. А еще он первый, кого я вижу босым.
По виду то ли крестьянин, то ли городской нищий. Какое у него может быть дело к хозяину довольно богатого поместья? Не уверена, но если бы он пришел наниматься, то вошел бы через боковой вход и говорил с управляющим, но уж точно не был бы принят на переднем дворе, пусть и в самом незначительном павильоне.
Узнать бы, но послать кормилицу я не могу, а больше некого.
Я выхожу к воротам и застаю очаровательную картину: госпожа Ланши лично руководит разгрузкой сундуков, а из людей дяди только командир отряда.
— Кормилица Мей, — тихо спрашиваю я, — я совсем забыла. А есть ли у нас опись того, что мы привезли?
— Конечно, юная госпожа. Опись лежит с другими бумагами.
— Да… — А бумаги в ларце, ларец в сундуке, то есть описи у нас нет.
— Юная госпожа? — Командир первым замечает меня.
Нет бы помолчал…
— Юйлин? — оборачивается госпожа Ланши.
Она не испугана моим появлением, скорее, удивлена и недовольна. Впрочем, эмоции она скрывает под фальшивой улыбкой.
— Тетушка!
Что мне делать с сундуками?
Я приняла решение остаться у дяди. Сейчас у меня последний шанс передумать. Я могла бы громко обвинить тетушку в грубом ко мне отношении, сгустить краски, описав, что меня отправили не просто в крошечный двор на отшибе, а в развалины, где сто лет никто не жил. И уехать со скандалом. Но… отец спросит, кто я, приехавшая вместо его дочери, и это не тот вопрос, отвечать на который я готова.
Допустим, с командиром за спиной я смогу добиться того, чтобы сундуки перенесли во двор «Северной тишины». И что? Под крышей места нет, сундуки оставят под открытым небом. Приходи кто хочешь и бери что хочешь? Так, что ли? Я не думаю, что кто-то из слуг осмелится воровать, зато я уверена, что госпожа Ланши и кузины спать спокойно не смогут, зная, что сокровища не у них, а у меня.
Впору отослать сундуки в столицу…
Чушь! Отослать сундуки, чтобы родственникам не достались? А о себе подумать? Деньги мне нужны, лекарства и артефакты пригодятся, да и ювелирка лишней не будет. Ее как минимум всегда можно конвертировать в деньги.
Опять же…
А хочу ли я волновать отца историей о том, как дядя и его жена попытались прибрать к рукам мое имущество? Я же уже пришла к выводу, что он отправил меня сюда не от хорошей жизни.
Я могу справиться.
А если и не могу, то все равно справлюсь.
— Юйлин? Что ты здесь делаешь?
— Вас ищу, тетушка! — оправдываюсь я. — Дело в том, что отец отказался отпускать меня в одном экипаже и потребовал, чтобы доверху были заполнены минимум четыре. Приехать с таким количеством вещей было затруднительно для вас. Простите меня, тетушка. — Я кланяюсь.
— О чем ты, Юйлин?
Оказывается, вежливость может быть оружием.
Я не питаю иллюзий. Если бы не присутствие командира, госпожа Ланши отреагировала бы иначе.
— Двор «Северной тишины» чудесный, особенно прекрасен пруд и беседка над ним. Я бесконечно благодарна вам, тетушка. В вашем доме я почувствовала уют семейного тепла. — Что я несу? — Но, тетушка, вы сами уже наверняка заметили, что все эти сундуки во дворе «Северной тишины» просто не поместятся!
— Юйлин, это не проблема. Сегодня отдохни, а завтра мы подберем тебе другой двор.
— Тетушка, отец приказал командиру Вею возвращаться как можно скорее. Оставить сундуки на ночь в экипажах никак нельзя.
— Зачем же оставлять? Что за глупости, Юйлин? Слуги перенесут сундуки в наше хранилище. Пусть стоят, пока тебе что-то не потребуется.
