потревожил тебя завтра вечером, когда в зрительном зале будет Мэри Саттон, – Эди пожала плечами, стараясь говорить беспечно. – Просто хочу быть готовой, если мне понадобится пройти.
Вайолет посмотрела на нее внимательно и цепко. Каждой из сестер досталась половина дара матери: через Вайолет говорили духи, а Эди умела ходить между жизнью и смертью. Но, в отличие от Вайолет, своим даром Эди не пользовалась почти год. Со дня смерти матери.
Вайолет склонила голову набок, вглядываясь в сестру. И Эди заранее поняла – как часто понимала, – что́ она скажет.
«Это не твоя вина».
Но она не хотела, чтобы эти слова звучали вслух. Не оттого, что думала, будто сестра лукавит. Вайолет, конечно, и сама в это верила. Но лишь потому, что не знала правды.
Из-за стойки за их спинами раздалось деликатное покашливание, и, развернувшись, они поймали ледяной взгляд надутого аптекаря. В руках у него было полдюжины бумажных мешочков с травами.
– Мисс, с вас ровно два доллара.
Вайолет громко застонала. И в глубине души Эди вынуждена была с ней согласиться. Травы обошлись в кругленькую сумму и порядочно ударили им по карману. Она подозревала, что коротышка раздул цену, быть может из обиды, что Эди отказалась от его драгоценных микстур. Но ей не хотелось доставлять Вайолет радость, признавая, что с заказом она и правда погорячилась. Вместо этого она вынула из сумочки деньги и заплатила, хотя и стиснув до боли зубы.
Эди убрала травы в холщовую сумку, и они с Вайолет вышли на шумную главную улицу деловой части Сакраменто; мимо них грохотал плотный поток телег, повозок и запряженных лошадьми омнибусов.
Когда они с Вайолет шагали по деревянным мосткам, приподнятым над землей на метр с лишним – река Сакраменто часто выходила из берегов, – по спине Эди, несмотря на мягкую весеннюю погоду, пробежал холодок.
Не нравились ей эти мостки. Ее тревожило, что они с Вайолет будто выставлены на витрину и за их променадом по Третьей улице наблюдают все кому не лень. Хотя, думалось ей, винить именно мостки было бы несправедливо. Ведь она чувствовала это беспокойство с тех самых пор, как позавчера они прибыли на вокзал Сакраменто.
Прошло два дня. Оставалось всего пять.
Когда мистер Хадл только объявил, что труппа отправляется в Сакраменто, Эди совершенно всерьез размышляла, не пропустить ли эти выступления, хотя понимала, что тогда их место в программе окажется под угрозой. Проведя полгода в турне по востоку и среднему западу, она привыкла чувствовать себя в относительной безопасности. Возвращение в Калифорнию, да еще в город, откуда можно было за неполный день доехать на повозке в их родной городишко, слишком походило на игры с судьбой.
Но потом мистер Хадл рассказал ей про Мэри Саттон. Эта богатая жительница Сакраменто обещала неприлично огромную награду первому медиуму, который сможет призвать неизвестного духа. Эту награду не смогли получить даже самые видные медиумы запада. Но если дух, которого ищет эта женщина, пребывает в Завесе где-то подле нее, Эди с Вайолет получат деньги играючи.
Семь месяцев назад, когда у сестер кончились последние сбережения и они еле выживали, скудно питаясь один раз в день, Эди поклялась себе, что найдет способ заново выстроить жизнь, которой сама их лишила. Труппа мистера Хадла стала первой ступенькой, но кругленькая сумма вроде награды Мэри Саттон могла обеспечить им с Вайолет настоящую независимость – впервые в жизни.
Возможность была просто-напросто слишком заманчивой, чтобы ее упускать. И вообще, напомнила себе тогда Эди, они сбежали почти год назад. Разумеется, ничего страшного, если они всего на недельку вернутся.
И до сих пор – не считая непонятного происшествия на вчерашнем сеансе с мисс Крокер – все действительно шло довольно неплохо. Позавчера, на первом представлении труппы в театре «Метрополитен», публика приняла их очень благосклонно. Сестры уже договорились о нескольких частных сеансах на этой неделе. А завтрашнее представление в «Метрополитен», как сообщали надежные источники, должна была посетить сама Мэри Саттон.
Эди чуть встряхнулась и в мыслях велела слишком сильно колотящемуся сердцу успокоиться. Волноваться не о чем. Все будет хорошо.
Они с Вайолет завернули на Кей-стрит и направились к «Юнион-хотел», их приюту на эту неделю. Как и большая часть центра города, он выцвел и казался сошедшим со страниц истории. Пусть в остальной Америке стоял 1885 год, во многих районах Сакраменто еще ощущался порядком выветрившийся дух золотой лихорадки, привлекавшей сюда старателей тридцать с лишком лет назад. И «Юнион-хотел» не был исключением. Его некогда, должно быть, ослепительно-белый фасад пожелтел от старости, а широкие веранды, идущие вдоль второго этажа, напоминали об архитектурном стиле, модном еще в те времена, когда эта земля принадлежала Мексике.
Но несмотря на явные признаки упадка, «Юнион-хотел» был заведением солидным – именно там останавливались члены сената, приезжая в город на заседание парламента, – потому мистер Хадл счел его подходящим: какие бы баснословные деньги он ни потратил на роскошные апартаменты для медиумов, они дважды окупятся, когда за столики для сеансов потечет богатая клиентура.
Мимо прогрохотал запряженный лошадьми омнибус – ярко-синяя повозка стучала по проложенным посередине улицы путям, поднимая пыльный шлейф. Когда пыль осела, перед гостиницей, среди ряда ожидающих повозок и кэбов, Эди заметила кое-что, от чего у нее глаза на лоб полезли.
– Неужели…
– Руби! – вскричала Вайолет. – Что такое на тебе надето?!
Услышав свое имя, Руби Миллер, молодая женщина с блестящими светлыми волосами, обернулась. Сощурив искрящиеся голубые глаза, она вгляделась в толпу на тротуаре. Отвисших при виде нее челюстей хорошо одетых мужчин и женщин, заходивших в гостиницу и покидавших ее, Руби как будто не замечала. Ей, конечно, к таким взглядам было не привыкать. За круглое румяное личико и тонкий, но фигуристый стан ее часто называли самой красивой из медиумов труппы. Но сегодня она привлекала внимание не своей красотой, а экстравагантным нарядом.
В отличие от Эди и Вайолет, одетых в длинные юбки и застегнутые по самую шею блузки, Руби щеголяла в чем-то вроде ярко-голубых брюк, которые парусом раздувались из-под коричневого клетчатого сюртука с пышными рукавами.
Заметив сестер в толпе, Руби улыбнулась им и радостно замахала рукой, подзывая. Вайолет пробормотала себе под нос что-то о преступлениях против стиля, но Эди ее проигнорировала. Все ее внимание принадлежало великолепному серебристому велосипеду, руль которого изо всех сил сжимала подруга. Велосипеды были последним писком моды, но, поскольку последние полгода медиумы переезжали от города к городу, Эди еще не доводилось на них кататься.
– Вы не поверите! – воскликнула Руби, когда сестры подошли к
