ней, и покрутила рулем, отчего металлические спицы колес засверкали в ярком послеобеденном солнце. – Он мой на целых два дня!
Эди оглядела велосипед сверху донизу: треугольное кожаное седло, уходящая глубоко вниз рама, между ручками руля закреплена плетеная корзинка.
– Ох, Руби, как чудесно!
Руби улыбнулась.
– И не говори! Сегодня с утра гадала одному малому, и он, как узнал, что я никогда раньше не каталась, одолжил мне велосипед своей сестры. Она уехала из города…
– Хватит вам про велосипед, – перебила Вайолет. – Руби, ты выглядишь как беглянка из цирка! Что это за уродливые… конструкции?
Эди ткнула сестру локтем в бок, но Руби только расхохоталась.
– Это называется шаровары. – Она подняла правую ногу и показала на кромку брюк, сжимавшую ее щиколотку. – Разве не прелесть? Мой клиент предложил одолжить сразу и костюм, раз уж я собираюсь учиться ездить верхом.
На последней фразе Руби, чья бледная кожа плохо скрывала румянец, слегка порозовела. Эди наблюдала за ней, склонив голову.
– Этот малый, – медленно произнесла она, – похоже, крайне… обходителен.
Руби пожала плечами, но ее щеки зарумянились еще гуще.
– Думаю, это может быть связано с тем, что я обещала отправиться с ним на пикник завтра перед выступлением. Понимаете, у него свой велосипед, и он предложил выбраться к…
– Ох, Руби, – простонала Эди. – Ты опять, что ли?
В ту же секунду Вайолет воскликнула:
– Ах, Руби, он симпатичный?
Лицо подруги стало вовсе пунцовым. Она была всего на год старше сестер, а значит, еще слишком молода (ну, по мнению Эди), чтобы влюбляться и остывать с такой частотой. Тем более что ни один из ее романов не доводил до добра.
Не далее как в прошлом месяце, когда труппа выступала в Рочестере, она не являлась на представления все выходные, потому что какой-то дурной ловелас подмигнул ей и уговорил сбежать и тайно обручиться у Ниагарского водопада. По счастью, Руби очнулась прежде, чем случилось непоправимое, и все же мистер Хадл только чудом не выгнал ее из труппы. Наверняка он оставил ее только потому, что Руби, как и Вайолет, была любимицей публики. У нее не было настоящего таланта к обращению с Завесой – по крайней мере, Эди была в этом почти уверена: медиумы обычно не обсуждали такие вещи, – однако, как и Вайолет, она была прирожденной актрисой.
– Что ж, – отрешенно сказала Эди. – С этим только не сбегай, ладно?
– Да не слушай ты ее, – возразила Вайолет. – Мне все еще кажется, что это было ужасно романтично.
– Ужасно – это точно, – пробормотала Эди.
Вайолет резко повернула к ней голову.
– Что-что?
– Да так. Просто задумалась, чего романтичного в том, что мужчина на пять лет старше пытался заманить Руби в пожизненное рабство, но, возможно, я…
– Пожизненное рабство?! Эди, право слово! Не каждый брак…
– Даже не начинай про «не каждый»…
– Кто хочет прокатиться?
Они обе резко развернулись к Руби – та выпалила вопрос так громко, что заинтересовались несколько прохожих, и снова покрутила рулем, пуская резиновые покрышки в пляс.
– Смелее, – увещевала она. – Клиент рассказал, что у реки есть тропка, по которой можно кататься. Я одна не пойду – свалюсь лицом в землю, кто меня лечить будет?
– Я попробую, – ответила Эди. – Вай?
– Я посмотрю на вас, – пожала та плечами. – Но мне плевать, что вы обе скажете, сама я ни за что не натяну брюки и на это тоже не полезу!
* * *
– Боже, боже, боже!
– Все нормально, Вай. Только осторожно…
– Эди, не отпускай! Если отпустишь, клянусь…
– Не отпущу, Вай. Обещаю. Давай, крути педали чуть быстрее.
– Не могу! Упаду!
– Не упадешь. Я тебя не отпущу, правда.
Эди с Вайолет тряслись по тропке, а мимо лениво катила свои сине-зеленые воды река Сакраменто. Вайолет примостилась на кожаном седле, совершенно немодно и абсолютно скандально завязав длинные юбки узлом, так что виднелись лодыжки, а Эди трусцой бежала за ней, удерживая велосипед сзади, чтобы сестра не упала.
Этот прием они с Руби отточили полчаса назад, когда учились кататься сами. Но стоило им успешно проехаться туда-сюда по тропе без поддержки, Вайолет заявила – совершенно никого этим не удивив, – что передумала и тоже хочет попробовать.
Руби, разлегшаяся на траве в нескольких метрах, у начала тропы, прокричала что-то ободряющее, но Вайолет только помотала головой.
– Не могу! – взвизгнула она снова, но так тихо, чтобы слышала только Эди. – Как только ты меня отпустишь, я расшибу лоб, и буду уродиной, и никогда не стану актрисой, и…
Эди, запыхавшаяся от бега рысью, всхрапнула носом.
– Я не шучу! Я упаду! Я разобьюсь! Понимаю, для тебя это глупость…
– Вай.
– Но я мечтаю о сцене, и матушка хотела, чтобы мы…
– Вай, я не держу велосипед.
Вайолет, за последние несколько минут постепенно набравшая скорость, глянула вниз и закричала:
– Я еду! Эди, я еду сама!
К этому времени она ехала без поддержки уже секунд тридцать, но, увы, ее пока хрупкое равновесие не вынесло такого потрясения, и она тут же полетела вверх тормашками.
Эди бросилась к ней.
– Ты как?..
Она не договорила: руки Вайолет со шлепком сомкнулись на ее шее. Сестра подскочила с земли, как удивительно прыгучий кролик, и обняла ее, прижавшись левой щекой к щеке.
– Это. Было. Чудесно!
Черты лица Эди разгладились, и, улыбнувшись, она покрепче вжалась щекой в щеку сестры. В детстве они постоянно так делали – обнимались и стояли щека к щеке, когда одна хотела успокоить другую или если требовалось разделить сильную эмоцию, которой они не знали названия. Сейчас Эди прекрасно чувствовала упоение Вайолет.
Сколько они уже так не делали?
Вайолет отстранилась.
– Хочу еще раз. Немедленно!
Эди рассмеялась.
– Сперва отдохну, ладно? Слишком запыхалась, чтобы бежать…
– Надо было раньше об этом подумать и не обманывать меня. Ты же обещала, что не отпустишь!
* * *
Час спустя три молодые женщины направились обратно в гостиницу готовиться к вечерним сеансам, а с ними катился одолженный Руби велосипед, который Вайолет не выпускала из рук. Осталось пройти всего квартал, когда Эди заметила на углу Фронт-стрит элегантную женщину средних лет со стопкой чего-то вроде листовок в руках. На женщине красовался желтый шелковый кушак, поперек которого были вышиты крупные буквы: «Голоса женщинам!»
Эди невольно замедлила шаг, что не укрылось от незнакомки на углу. Ее взгляд скользнул по Эди, потом упал на Руби, на секунду задержался на ее шароварах и наконец перетек на велосипед в руках у Вайолет. Коротко кивнув им, женщина вытащила из стопки листовку и направилась навстречу, поравнявшись с ними посреди тротуара.
