рядом с ним.
– Нет, ничего не слышно.
Закончив возню с ногой, Толя натянул сапоги и спросил:
– Ну что, набрала белых?
Мария кивнула.
– Не обманул я тебя? Правильный лес показал?
Она кивнула снова.
– Идем домой?
Мария кивнула в третий раз, соглашаясь без слов, чтобы голос, сорвавшись, не выдал некстати нахлынувшую на нее волну нежности.
На обратном пути Толя несколько раз начинал петь песни, но быстро замечал, что фальшивит, сбивался с такта и прекращал, стесняясь Марии. Петь, понял Толя, он может только когда один.
Вечером он нажарил картошки и, чистя грибы, вспоминал странноватую дачницу: ее туго обтянутое кожей скуластое лицо, странный взгляд, каким глядела на его нож, жалобы на усталость, всю ее жалкую худобу, тощие руки и ноги, будто и не женщина вовсе, а подросток или даже какой-то умученный ребенок… Можно было б, конечно, с ней закрутить, она бы наверняка была рада – Толя помнил, как она накрыла его руку своей, и никаких сомнений в доступности Марии у него не было, – но все же он любил женщин помясистее, чтобы было, как говориться, за что подержаться. Одна такая была у него в соседней деревне, еще одна в ближнем райцентре, а в другой деревне, подальше, жила и третья, которую он навещал совсем редко, берег про запас. Да и первых двух особо не баловал, держал на дистанции, чтоб не прилипали. В чем-чем, а в одиноких бабах в окрестностях недостатка не было. А с дачницами с этими морока одна. Там, глядишь, еще и муж нагрянет – зачем ему эта головная боль?
Мария, вернувшись домой, легла вздремнуть – прошлая ночь была бессонной, – но, пролежав полчаса, встала: никакого желания спать не было, как не было и усталости, будто тридцати минут оказалось достаточно, чтобы отдохнуть после почти целого дня ходьбы. Немного ныли ноги, но все равно ее распирала энергия, потребность что-нибудь сделать, и она впервые за несколько лет помыла окна в главной жилой комнате. Окна выходили на лес и дотлевавший за ним закат, Мария видела эту картину каждый вечер, но от того, что теперь она смотрела на нее сквозь чистые стекла, лес и закат приблизились, подступили почти вплотную к дому и обрели останавливающую время холодную красоту, как если бы Мария вымыла не окна, а свои глаза, и теперь видела все по-новому, как никогда прежде. Каждая оправленная в закатное золото ветка и каждый на этой ветке лист пронизывали до дна души и отпечатывались на нем, Мария не могла оторваться от окна, пока не почувствовала, что ее щеки – впервые за годы! – сделались мокрыми от слез. Потом в густеющей синеве стали появляться звезды, и она отчетливо различила среди голубых и белых большую зеленую. Мария могла бы глядеть на нее всю ночь, время для нее ничего сейчас не значило, но ей не пришлось ждать слишком долго: длинная капля отделилась от дробящейся в ее мокрых глазах зеленой звезды и не спеша опустилась на землю.
Примечания
1
1. Разум в целом (англ.) – концепция, предложенная Олдосом Хаксли для интерпретации психоделического опыта. – Примеч. ред.
