легкость бытия. Полагая, что приезжаешь сюда предаться чревоугодию, на самом деле – возвышаешь душу. А здесь снова вспоминаются бессмертные строки Иосифа Александровича. В том смысле, что если нам что-то и остается, то это – иллюзии и дороги. Одна из них, к счастью, – ведет в Чалтырь…
Не пройти мимо:
Ростовская область, Мясниковский район,
с. Чалтырь
GPS – 47°17΄ с. ш. 39°30΄ в. д.
Чехов
Автор нашумевшего бестселлера «Черный лебедь» Нассим Талеб для иллюстрации своей теории придумал несуществующую писательницу Татьяну Краснову, а ведь вполне мог обойтись реальным Антоном Чеховым. Антон Павлович и есть самый настоящий Черный лебедь, не только русской словесности, но и – русской действительности. Разумеется, со знаком плюс. Таганрог, соответственно, служит естественной декорацией, на фоне которой разворачивалась та пьеса жизни, которую сам главный герой, наверное, определил бы комедией, как когда-то назвал комедиями «Чайку» и «Вишневый сад», приведя публику в полное, что называется, неистовство.
Чеховских мест в Таганроге множество, самых известных, как и положено – три. Домик, где он родился, лавка «колониальных товаров» и гимназия. По этому укоренившемуся маршруту движутся туристы и поклонники, а объекты показа обустроены с любовью и изяществом, так подходящим Чехову. Must visit. Если на карте провести между ними линию, получится треугольник, острым концом опрокинутый на юго-восток. И, несмотря на всю аутентичность, в этом треугольнике, похлеще Бермудского, исчезают все логические предпосылки явления миру столь загадочного персонажа, как Чехов. Создается впечатление, что все затем произошедшее – не благодаря, а – вопреки. Словом, Черный лебедь, но уже по классике.
Для понимания чеховского феномена к этому классическому маршруту мы бы предложили еще один. В ключевые для Антона Павловича годы – 1876–1879 – когда семья уже два года как покинула лавку и перебралась в выстроенный дом на окраине, в котором и бросила его одного, чеховский «променад» шел уже по другим линиям. Часть его и сейчас стоит повторить – от сохранившегося последнего пристанища Чеховых на Елизаветинской к гимназии, от нее – на Петровскую к библиотеке и великолепному театру, из-за которого гимназист Чехов не раз сиживал в карцере, и далее по Петровской же к дому Сфаэло, где учился танцам у итальянца Вронди и где прослыл лучшим учеником. Туристы и патриоты требуют, и справедливо, глянцевого оформления чеховских мест, но жизнь будто с чеховской же иронией распоряжается иначе. Сейчас, идя этим маршрутом, ты словно «примеряешь» на себя его гимназическую «шинель», прикидывая при этом, что и в то время «пейзаж» был приблизительно таким же. Одновременно пытаешься представить, каково ему приходилось в тот не самый счастливый период его жизни.
Проделав этот путь, постепенно осознаешь, что именно здесь, в Таганроге, в эти ключевые три-четыре года, и выковалась та часть чеховской натуры, которая не вошла в хрестоматийный образ, будучи вытеснена литературой и болезнью. То есть все-таки не вопреки, а благодаря.
Подлинный талант всегда подталкивает к соразмерным ассоциациям, и перекладывая Чехова на живопись, его сравнивали с Вермеером, а на музыку – с Шопеном. Шопен, конечно, возможен, но в живописи, пожалуй, это был бы Эдуард Мане, где «Завтрак на траве» – абсолютно чеховская вещь.
При беспристрастном, не залакированном взгляде нетрудно понять, что в Чехове сошелся уникальный набор черт – интеллигентность сочеталась с решительностью, интеллект – с авантюризмом и бесшабашностью, мягкость манер – с редким стоицизмом, практичность – с тяготением ко всем радостям жизни. В этом смысле его можно смело назвать суперменом, точнее – self-made-men’ом прошлого столетия. Именно здесь лежат истоки и дерзкой поездки на Сахалин, и танцы до упаду в «дотуберкулезную» эпоху, и разбитый легион женских сердец, и невероятные гастрономические экзерсисы, которые позже он мог позволять себе только на страницах своих произведений, и солидное наследство, обеспечившее безбедную жизнь матери и сестре.
Именно поэтому – в том числе, разумеется, – Чехов так легко ложится в наш по южному темпераментный социокультурный код, именно поэтому трудно, а может, даже и невозможно представить себе какое-то другое место, в котором он мог бы родиться. В этом смысле вполне справедливо немного мещанское утверждение, что город Таганрог подарил нам Чехова, однако справедливо будет сказать, что и Чехов подарил нам этот город. То есть подарил нам нас самих, сам при этом неспешно, с неповторимой красотой и грацией – будто лебедь – уплывая вдаль…
Пройти:
Дом Чеховых. Ростовская область,
г. Таганрог, ул. Розы Люксембург, 77
Гимназия – ул. Октябрьская, 9
Театр – ул. Петровская, 90
Дом Сфаэло – ул. Петровская, 67
Ш
Шермиции
При возгласе «Шашки – к бою» я пожалел, что не захватил с собой клетчатую доску и коробку с костяными кругляшами, которыми в летние каникулы мы, пока не видели воспитатели и пионервожатые, азартно резались в «чапаева». Шахматно-шашечный клуб был у нас лучший и взрастил немало чемпионов как по официальным быстрым шашкам, так и по неформальному «чапаеву». Я, к сожалению, чемпионских титулов не достиг, но лучше других владел приемом под названием «ножницы». Обстановка вокруг также напоминала пионерское детство – окруженная лесом поляна, облепленная толпой зрителей, в центре которой ожидалось увидеть столы с характерными часами и подростков, церемонно пожимающих друг другу руки перед сражением, суть которого наш тренер всегда объяснял известной фразой: «Здесь ты его бац, бац – и в дамки». Вспомнив пионерские навыки, я ввинтился в толпу и пробился в первый ряд.
Столы на поляне действительно были. Вместо досок на каждом стояли огромные стеклянные бутыли. Перед ними – подростки, уже занесшие за плечо казачьи клинки для горизонтального удара. Ближе всех ко мне оказалась девица лет шестнадцати в алом платье. Взмах – и горлышко слетело с бутыли, будто срезанное мечом джедая. Я подумал, что «Матрица», возможно, все же существует.
Шермиции сейчас – вроде бы тоже спорт, точнее, этноспорт, но на самом деле для человека непосвященного может показаться ожившей анимацией. Скачущие на лошадях со скоростью автомобиля казаки умудряются точно попадать в цель стрелой, выпущенной из лука, натяжение тетивы которого достигает до 20–25 кгс. После их джигитовок и скачек на конях цирковое искусство представляется неуклюжим аттракционом, цена на который мошеннически завышена. Буквально сливающиеся с конем фигуры казаков порой кажутся кентаврами. Когда заканчивается показ фланкировки холодным оружием, выясняется, что аэродинамику казачьей шашки не может запечатлеть самый мощный фотоаппарат. Фехтование на пиках затмевает потуги мастеров шеста из монастыря Шаолинь, в котором, кстати, приходилось бывать. Так что за слова отвечаю.
Кто-то полагает, что древний донской