разослать людей во все концы империи. Пусть ищут её! Пусть готовятся смять все войска Геора, сжечь его города, а реки переполнить кровью! Я сожгу леса эльфов, а их самих распну! Ни один не уйдёт живым!
Хлёсткая пощёчина откинула голову к плечу, выбила кровь из губ. Я выдохнул меж стиснутых зубов и врезал себе ещё раз.
В коридоре гремят шаги, кто-то жалобно голосит. Дверь распахнулась настежь, и на пороге, перекрывая свет, застыл Элиас. Мокрый, как утопленник, он горбится, а за спиной суетятся слуги.
— Оставьте нас. — Рыкнул я и кивнул маршалу. — Заходи.
Полуэльф захлопнул дверь, разом отрезав протестующие вопли, тяжело пересёк комнату и остановился у окна. Отсветы умирающего дня падают на лицо, искажая черты и сверкая в глазах.
— Я не догнал, — тяжело сказал он. — Нашёл лагерь, там следы ещё шестерых.
— Ваюна?
— Жива, скорее всего. Следы одного были тяжелее, чем у других.
— Ясно. Похищение.
— Пленник жив?
— В пыточной ждёт своего часа.
— Это хорошо... хоть что-то хорошее сегодня.
— У них очень странное оружие. — Сказал я и кивнул на трофейные клинки, сваленные в углу. — Дерево и обсидиан, а режут мёртвую сталь как паутину.
— Магия.
Я с усилием поднялся, скривился от боли в швах. На груди и бедре, по всей длине раны выступили бусины крови.
— Помоги одеться. — Прошипел я. — Пора задавать вопросы.
Император — это лицо империи, что очевидно. Посему правитель не имеет права выказывать слабость или боль перед подданными. Как бы я ни страдал, лик обязан быть твёрдым, а взгляд стальным. Каждое движение должно сквозить силой и властью. Так что я выдержал всё, повёл плечами, поправляя наряд, и медленно, вышел из комнаты. Взмахом отмёл подскочивших слуг и прорычал приказы, пусть займутся делом, уверенные, что я оправился.
Элиас идёт рядом, мрачный как туча над пожарищем. Мокрые волосы облепили голову и шею, за ним на ковре остаются грязные следы. Вместе спустились в подвал, борудованную пыточную. Вместо фонарей и ламп её освещает внушительная жаровня, в которой раскаляются прутья и щипцы. Рядом с пыточных дел мастером стоит Фарина в чёрном балахоне с золотым кантом.
Она повернулась, стоило нам войти, и я увидел твёрдое лицо с красными от слёз глазами. Порывисто обнял волшебницу и встал перед пленником. Эльф подвешен на цепях, руки и ноги прикованы к стене. Одежду сорвали, так что во всей утончённой красе видны ритуальные татуировки и шрамы, покрывающие торс.
— Он говорил? — Спросил я, становясь рядом и вытягивая руку к жаровне.
— Говорил. — Ответила Фарина. — Только ни слова непонятно, это не эльфийский, каким я его знаю.
— Элиас?
— Я об эльфах знаю и того меньше. — Фыркнул маршал и тряхнул ушами. — Только то, что у них уши, как у меня.
— Тогда будем искать общий язык. — Прорычал я и вытянул из жаровни раскалённый добела лом, оглядел обнажённое тело и оскалился.
***
Пленник старался молчать. Скалился, рычал, плевался в нас и пел гортанные песни. Это мне это знакомо, не раз наблюдал за работой отца. Воинская доблесть заставляет людей терпеть боль. Эльфы в этом ничуть не хуже. Воля крепче гранита, но знающий мастер использует боль искустно, скалывая монолит по кусочку.
Только профаны калечат пленника. Его надо ломать морально, крушить его нервы, оставляя травмы на сладкое.
Эльф перестал петь и завыл, истошно, как трусливый пёс, когда в ход пошли иглы тоньше волоса. Пыточных дел мастер, бледнея, торопливо записывает происходящее. Глядя на меня со смесью восхищения и животного ужаса. На губах Элиаса играет кривая улыбка, столетие накопленной ненависти убили в нём всякую эмпатию к народу, что предал его.
Пленник обвис в путах и... заплакал. Залепетал, выплёвывая слова с кровавой мокротой. Среди гортанных звуков проступают едва различимые знакомые.
— Бездна... домой...
Я отложил инструменты, отряхнул с рук кровавые брызги. Повернулся к Элиасу и Фарине.
— Похоже, это не так уж и бесполезно.
— Что будет делать? — Робко спросила волшебница, прижимая кулачки к груди и глядя, то на меня, то на Элиаса.
***
Карта вновь на столе, торопливой рукой помечены новые оборонительные валы. Масштабный комплекс, призванный истерзать армию вторжения. Я прикусил губу, тонкая линия крови скользнула по подбородку. Элиас сложил руки на груди, а Фарина растерянно смотрит то на меня, то на него. В комнате от напряжения вот-вот засверкают молнии.
Элиас кашлянул в кулак.
— Проклятье! — Зарычал я, хлопнул по столу и отвернулся к окну.
Нет ни единого шанса, что, ударив всей силой навстречу, я пробьюсь через армии Геора. Нет. Всё это время я выстраивал оборону, тренировал бой в строю и против подступающего врага. Наступательная операция должна была начаться только через год или два!
— Всё плохо. — Заключил Элиас. — Мы можем выделить два легиона и конницу, для формирования острия атаки.
— Это ничего не даст! — Выпалил я, развернувшись, сбросил карту со стола и пинком отправил в угол. — Ничего!
На шее и виске вздулись вены, пульсируют, нагнетая кипящую ярость.
— Я... — Пролепетала Фарина. — Могу поднять больше нежити...
Развернулся к ней, широко раздувая ноздри и едва сдерживая рвущуюся наружу ярость. Девушка сжалась, втянула голову в плечи. Подошёл к ней и бережно, несмотря на подрагивающие ладони, взял за плечи. Ладони поднялись выше, скользнули по шее и остановились под челюстью, держа голову как кувшинку.
— Нет. Ты и без того сделала очень много для меня. Не терзай себя, этого числа легионеров хватит.
— Но...
— Никаких «но». Ты умница, и на тебе держится львиная часть обороны.
Элиас вновь откашлялся.
— Что будем делать? Я могу отправиться в погоню с малым отрядом людей, но... это эльфы, следы пропали, на выходе с поляны. А леса тянутся до самых Мировых Гор. Если случится чудо, недели за три мы их нагоним.
— Мы не можем оставить королевство без маршала. Не сейчас. — Простонал я. — Войска не готовы, инспекция обязательна! А кто кроме тебя сможет всё это сделать?
— Обратимся к подземникам? — Робко спросила Фарина, раскрасневшаяся от моего прикосновения.
— И что они сделают в лесах? — Вздохнул я и обессиленно опустился в кресло, махнул рукой. - Сообщите им, я заплачу любую цену!
Шелест дождя разорвала ветвистая молния и накативший следом гром. Гремит так, будто горный обвал
