Она шлет мне сообщения. С разных непробиваемых номеров. Обещает, что мы скоро увидимся. Напоминает моменты прошлого. Пишет, что без нее моя жизнь уже закончена. А курьеры… каждый день привозят мне бутылки… их много… На почте сообщают о доставке… Они приходят и на работу. И неизменная записка: «Не отказывай себе в удовольствии», - Бодя говорит уже спокойней.
Стас сбил приступ паники. Но это не решает проблему. Сколько он еще продержится? Чую, срыв не за горами, если все пойдет в таком духе.
- Номер пробовали пробить?
- Да, - вздыхает Стас. – Голяк. Я говорю, Боде пусть перекантуется у меня дома. Он не хочет. Моя сестрица где-то рядом. Она не прячется, мы просто ее не видим. И надо землю рыть, все перевернуть, но найти заразу. У нее тормозов нет, крышак протек, она обезбашена и способна на все.
Слова Стаса отдаются горьким привкусом на языке. Он прав.
- И папашу моего надо найти, не удивлюсь, если они в связке работают. Два мстителя, что б их… - сжимаю зубы до скрипа.
В кармане Боди раздается звонок мобильного. Смотрит на кран. Морщится.
- Она? – показываю взглядом на трубку.
- Не, - морщит нос. – Это так… заноза…
Принимает вызов. В трубке слышно женский всхлипывающий голос.
- Я сказал, не звони. Забудь, - бросает сухо. И сбивает вызов. И уже обращаясь к нам, говорит, – Надо номер сменить.
- Или не менять, - протягиваю задумчиво. – Идейка у меня тут нарисовалась. Только не знаю, вывезешь ли ты это морально, Бодь…
Глава 22
Правда безжалостно режет иллюзии. Больно? Очень. Еще три года моей жизни – это сплошная ложь. Но эта нужная боль. Необходимая. Она разрушает завесу обмана. Показывает мою жизнь без прикрас. Ощущаю себя дурой, за свои попытки оправдать Вениамина, за свою благодарность ему.
С болью, поднимает голову и ненависть. За то, что подверг ребенка таким пыткам. И ведь не только Надюшку. Там было много детей… слишком много… А он собирал сливки с их труда, тратил деньги, заработанные крохотными детскими ручками, пропитанные их слезами. Может ли быть оправдание для такого поступка? Нет. Только наказание.
К Константину у меня лишь одна претензия – почему не рассказал раньше?! Молчал, оберегая меня. Не стоило. Мне необходима эта боль, это прозрение.
Сколько еще тайн хранит наше прошлое? Когда оно уже останется позади? Но пока Владимир бегает на свободе – не будет этому конца.
Константин уходит, а у меня нет слез, только тупая, ноющая боль в груди и отвращение к самой себе. С кем я жила? Кому позволяла до себя дотрагиваться? От кого хотела ребенка? Как отмыться? Как содрать с себя эту грязь?
Один взгляд на Вениамина в загсе, так мерзко стало. И в голове набатом бьет только одно желание – пусть мучается до конца жизни. Потеряет самое дорогое, в его случае деньги. Хочу его расплаты, не смерти. Уйти из жизни слишком легко для такого ничтожества.
Когда увидела его руку на столе, не сдержалась, воткнула шариковую ручку в кисть, вложила всю свою ненависть. Представила, что протыкаю гнилое сердце, и оттуда сочится гной. Мало, конечно мало. Но лучше так, чем просто уйти. И я верю, что Константин этого так не оставит. Оформит все бумаги на Надюшку, чтобы мою дочь ничего не связывало с этим существом. И размажет его по стенке.
Как мало я понимаю в жизни… ведь действительно верила Вениамину. Противно, гадко, от самой себя.
Немного успокаиваюсь в больнице, когда вижу на экране нашего ребенка, а Константин сжимает мою руку. Ощущаю его тепло, его окутывающую ауру. Он ждет этого малыша, не меньше меня.
Наверное, впервые именно сегодня, до меня в полной мере доходит, что кроха в моем животе – наше с Константином чудо. Наше общее счастье. И я не знаю, кого благодарить за эту ошибку ЭКО. Больше не сомневаюсь, просто верю, что это его сын, так хочу, так правильно, мне это необходимо.
Когда приезжаем домой, Константин уходит. Прячу взгляд, боюсь показать насколько мне важно, чтобы остался. Но я не могу привязать его к себе. Увы… он свободен… Он обещал безопасность, заботу… но не то, о чем боюсь сказать даже мысленно.
Имеет ли для меня значение, чей он сын? Скорее нет, чем да. Еще остались сомнения, тревоги, некое недоверие. Ведь меня столько раз предавали. Но что-то внутри тянется к этому мужчине, и с каждым днем притяжение становится все сильнее.
Вернулся Константин под вечер, хмурый и уставший.
- Проблемы? – спрашиваю, опустив голову.
- Прорвемся. Не бери в голову, - слабая улыбка в уголках губ.
И потом неожиданно притягивает меня к себе. Обнимает очень нежно. Гладит по голове, шумно вдыхает воздух. Кладу голову ему на грудь, слышу, как бьется его сердце, гулкие, быстрые удары. И мне так спокойно. Так хорошо. Волнения уходят.
Это скорее дружеские объятия, не улавливаю в них иного подтекста. Но сейчас я этому рада, мне необходима его поддержка. Сама не справлюсь.
Константин проводит со мной около часа. Мы практически не разговариваем. Но вот это молчание – оно красноречивее любых слов. В очередной раз ловлю себя на мысли, что с ним очень приятно молчать. Тишина воздушным облаком окутывает нас, отсекая от внешнего мира и проблем. Непостижимым образом сближает нас.
Последующие дни очень насыщены. Константин не забыл про свое обещание. Мне привезли ноутбук, в который загружены файлы по новому фонду. Погружаюсь в процесс, увлекаюсь, оживаю. Работа – это лекарство.
Мы еще несколько раз навещаем хвостатых друзей в приюте. Лена с детьми нашли четверым собачкам хозяев. Наши дети очень сдружились. По вечерам созваниваются.
С каждым днем я ощущаю себя на своем месте. Словно всю жизнь блуждала потерянная по лабиринту, и вот нашла дом, где мне уютно. Тут пахнет счастьем. И пусть еще этот запах совсем слабый, но он усиливается.
Кроме работы и ежедневных дел, Константин старается раскрасить каждую минуту нашего свободного времени. Придумывает поездки, походы в рестораны, детские площадки, спектакли. Да, все это под неусыпным наблюдением охраны. Но когда тебе хорошо, то перестаешь замечать кого-то вокруг.
Он меняется. Если раньше он был холоден и неприступен, то сейчас все чаще замечаю улыбку на его лице, не только в отношении Надюшки, но и в свою сторону. Он очень много говорит со мной. Мы иногда можем просидеть до утра, болтая о всякой ерунде. И любую его
