можно не сомневаться. Садист-доктор и серийный маньяк-убийца, работающие вместе, что может быть хуже?
— А вы знаете, — задумчиво произнес фон Рейсс, — это интересное предложение…
Ну вот, так я и знал. Спелись, голубки.
— Отлично, — улыбнулся Риммель, от его былой холодности не осталось и следа. — Предлагаю начать со следующего… раз уж наш пациент успешно перенес гипотермию, то попробуем иной подход. У меня есть барокамера, и если поместить в нее живого человека и имитировать определенное давление, то будет весьма любопытно понаблюдать за его реакциями… или другой вариант, послушайте…
Они чуть не под ручку вышли из палаты, а эсэсовцы начали отвязывать меня от постели.
И главное, я ничего не мог с этим поделать. Попал, что называется.
До лазарета было тридцать метров, и вскоре я уже лежал на столь знакомом мне прозекторским столе, который до этого чистил от крови и грязи.
Только теперь подопытной жертвой был я.
В затылке пульсировала боль. Кажется, организм таким образом выплескивал предыдущую нагрузку, но теперь ему предстоит столкнуться с новой, еще более мощной.
Но почему «разделочный» стол? Доктор же говорил о барокамере?
Через минуту я узнал ответ на этот вопрос.
Риммель и фон Рейсс вошли в прозекторскую, а сестра Мария вкатила столик, на котором лежало несколько шприцев и ампулы с непонятными растворами. Эсэсовцы неотлучно находились в помещении, следя за безопасностью, но я все равно ничем не смог бы сейчас навредить окружающим, туго связанный ремнями.
Доктор вел пояснительную беседу, которая мне совершенно не понравилась:
— Для начала мы опробуем один препарат, который я называю «Скажи мне правду» — это, так сказать, смесь, которую я изобрел на основе лизергиновой кислоты, иприта, рицина и других веществ, названия которых вам вряд ли что-то скажут. Короткая предыстория. Я давно дружу с Альбертом Хофманом* — швейцарским химиком, так вот, в прошлом году он испытал на себе некое вещество и обнаружил странный эффект от его применения. Альберт говорил мне, что когда он поехал на велосипеде из лаборатории домой, то окружающие его предметы: деревья, машины, дома стали видеться ему совсем иначе, чем в действительности. Они были странно вытянутыми, словно на картинах Дали, имели причудливые формы. Ему казалось, что булыжники ползут в разные стороны, а стены домов покрывает рябь.
*Альберт Хофман — создатель ЛСД. День первого применения препарата вошел в историю под названием «День велосипедиста».
— Изменения сознания? — заинтересовался фон Рейсс.
— Именно! Его психика подверглась временной трансформации и полной эйфории. Альберт прислал мне образцы, а я улучшил их, насколько это возможно. После инъекции наш пациент сможет ответить на любые ваши вопросы, и сделает это искренне. Таким образом, вы сумеете точно выяснить все, что он знает. Гарантирую вам это!
— Превосходно, — потер руки фон Рейсс, — это как раз то, что мне нужно. Но нет ли шанса, что заключенный попробует ввести нас в заблуждение?
— Пробовать он может, но у него ничего не выйдет. Препарат развяжет ему язык лучше любых клещей! Вы узнаете все, что желаете. А потом мы продолжим наши изыскания в барокамере, о которой я вам уже говорил…
Одно другого не лучше. Признаюсь, я бы выбрал сейчас барокамеру, чем неизвестные наркотики, которые, судя по всему, вколет мне сестра Мария.
Это была проблема. Я не знал точно, как отреагирует мой организм на стороннее вмешательство, сумеет ли совладать с ним, или через пару минут я выдам всех и все.
Мария уже наполняла шприц раствором, и я приготовился к худшему.
Теперь мне не казалось, что смерть — самый печальный исход. Я боялся, что после «сыворотки правды», сам того не желая, смогу разболтать секреты. И погибнут люди.
Нет, у меня еще оставался путь, которому ни доктор Риммель, ни рапортфюрер фон Рейсс не смогут помешать.
Самоубийство.
Японские самураи прекрасно познали это искусство в самых разных вариациях. Из всех доступных методов мне подходил один — откусить себе язык. Сделать это было непросто, но вполне возможно. Кусать нужно не кончик языка, требовалось откусить его под самый корень, где проходит артерия, тогда умрешь, хоть и не быстро, но вполне гарантированно от потери крови. Самураи специально изучали этот способ, примеряясь к особой технике укусов.
Я не тренировался, но был уверен, что справлюсь.
К тому же, выбора у меня не было. Если сыворотка подействует, то я подведу под смерть десятки людей.
Все очевидно: одна жизнь против многих.
Я был готов.
И все же, поразмыслив, я решил дать себе еще один шанс. Организм у меня был особый, и сыворотка могла на него не подействовать. А совершить самоубийство я смогу в любой момент, так мне казалось.
Содержимое шприца огнем прошлось по моим жилам, заставив крепче стиснуть зубы, чуть не кроша их.
Больно! Даже больнее, чем замерзать в ледяной ванне. И сама боль иной природы, в тебе словно бы поселился огонь, который жег изнутри, и ты ничего не можешь с этим сделать. Если бы у меня были свободны руки, я, наверное, начал бы раздирать себе грудь, пытаясь добраться до источника пламени.
— У него капилляры в глазах полопались! — обеспокоено заметил фон Рейсс. — Не случится ли кровоизлияния? Вы обещали, что я смогу с ним поговорить.
— Доза стандартная, — доктор слегка заволновался, — пациент должен чувствовать себя нормально, но я наблюдаю необычную реакцию. Его организм… активно борется с привнесенным извне источником беспокойства.
Я слышал их разговор, но слова доносились словно издалека, приглушенно. Внезапно заломило затылок. А потом стало тепло и хорошо, боль ушла, тело расслабилось.
— Ты меня понимаешь, Шведофф? — фон Рейсс подошел вплотную и склонился надо мной, вглядываясь в лицо.
— Понимаю, — согласился я. Язык еле шевелился. Во горле пересохло.
— Тогда отвечай быстро и не раздумывая! Твое настоящее имя?
Очень хотелось сказать правду, рассказать все без утайки этому прекрасному человеку, который добр ко мне. Слова почти сорвались с губ. Но поверит ли он в мою историю? Или будет смотреть разочарованно, как на человека, которому он доверился, а тот его подвел.
Впрочем, кто я такой на самом деле? Заключенный Василий Шведов, номер два, ноль, ноль, два? Или рабочий Танкограда Дмитрий Буров? Или же Коренев Никита Алексеевич, капитан танковых войск, командир штурмового меха, входящего в состав роботизированной танковой бригады… и погибший при исполнении в 2040 году?
Какая из этих личностей моя? Как правильно нужно ответить этому важному господину,
