проведёшь, Олег Осипович отвлёкся от письма и посмотрел на диву, ожидая её реакцию на провокацию. Но она даже не смутилась.
— В тот период это были чувства. Клянусь! Возможно, я слишком эмоционально вспыхнула. А после исполняла романс только для него. И кое-кто всё заметил.
— Жена Орлова?
— Нет! Её на вечере не было. Это заметила баронесса Вальц, молодая жена прокурора Вальца. Когда я расстроенная невниманием, вышла припудрить носик, она сама подошла и предложила помощь.
— Баронесса? — Курский записал, но жена прокурора? Разве такое возможно?
— Да, Августа. Она улыбнулась и на мой веер нанесла какой-то магический состав. Сказала, что стоит всего пару минут постоять рядом с мужчиной, обмахиваясь веером, и он возжелает меня. А чтобы приворожить его, я должна подарить ему «Поцелуй любви» и тогда он останется моим до конца дней.
— Вот только она не уточнила, что дни канцлера сочтены. Не так ли?
Ноэль громко высморкалась в платок. И кивнула:
— Да, не уточнила!
— Ваше сиятельство, позвольте всё же уточнить мне: подозреваемая сейчас обвинила в ужасном преступлении жену прокурора, и вы так просто в это поверили? Этого же не может быть? — прошептал Курский и поморщился, предчувствуя, какой назревает скандал.
Но князь жестом приказал продолжать записывать, не прерывая допрос, какими бы абсурдными ни показались сейчас сведения.
— Сударыня, продолжайте. Только ли веером всё ограничилось?
— Нет! Веер сработал, я не могла поверить в то, что он сам предложил отвезти меня домой. Через три дня мы снова встретились, и он уже проявил знаки внимания. А потом мне домой приехал посыльный от баронессы с точно таким флаконом, приказал перед свиданием выпить содержимое, и достаточно того, чтобы он поцеловал мне руку. Но я была настойчивой. В карете села на колени князя и не оставила выбора. После мы встречались ещё несколько раз, но близости, клянусь, не случилось. Он слишком щепетилен в этих делах, я попросила выкупить одну безделушку у оценщика, и этим всё испортила…
Ноэль откинулась на спинку кресла, закрыла лицо руками и зарыдала с новой силой.
— Я уже это записал, продолжайте! — не обращая внимания на слёзы, Курский попросил продолжения.
— А что дальше, вы и так знаете, он слёг. А я потеряла голос. Августа рассмеялась мне в лицо, назвала тупой курицей и не пустила на порог. Правда, через день пришёл тот же посыльный и отдал флакон с противоядием, приказал уехать на воды и никому ничего не рассказывать, иначе мне смерть. Два месяца назад меня нагло вызвали и сообщили, что мой яд не подействовал, и я должна повторить. Теперь только от меня это чёрное заклинание имеет воздействие на него. Клянусь, я сопротивлялась. Но вдруг слегла в лихорадке. Срок действия противоядия скоро завершится. Мне нужен этот флакон, чтобы жить.
— Сударыня, вот как мы поступим. Вас заберут, есть тюрьма для привилегированных заключённых, но вас ещё не осудили. Поймите, вам дали не противоядие. Это яд для вас. Сегодня канцлеру прислали букет точно таких отравленных хризантем. Он может не пережить эту ночь, — на этих словах голос князя дрогнул. Но он продолжил. — Это должно было выглядеть как трагедия неразделённой любви. Вы в этой истории или жертвенная овечка, или пытаетесь нас обмануть. Через пару дней, я вас допрошу вновь. И не так. А магическим способом. Советую подумать и постараться вспомнить всё, что вы ещё упустили. А сейчас накиньте пальто и на выход.
Пока Курский записывал, князь открыл дверь и впустил следователя.
Ноэль пришлось прочитать бумагу и расписаться.
— До скорой встречи, сударыня. И прошу учесть, что мы своим внезапным визитом спасли вашу жизнь.
— Я жертва в этой истории. Но я знаю, о чём вы меня просите, я дам показания. И всё подтвержу на слушании. Вы мне подарили жизнь, а я не хочу завершить её позорной смертью на виселице.
— Вот так-то лучше.
Женщина собралась, и её увезут в приличную тюрьму Тайной канцелярии, надеясь, что там нет шпионов от прокурора.
— Ох, Курский! Я очень устал. Но ещё больше сейчас переживаю за Ульяну. Даже боюсь подумать, что сейчас с ней происходит.
— Ваше сиятельство, помилуйте, не пугайте. А разве у вас связи нет? Если бы она совсем плоха была, вы бы почувствовали? Разве нет? — прошептал Курский, пока они медленно спускались по мраморным ступеням опустевшего театра.
— Молодец! Действительно, случись что-то ужасное, я бы почувствовал.
— И всё же! Смотрите, к какой катастрофе приводят такие неравные отношения. Прошу вас быть осторожнее. Если что отдайте её мне, не в смысле в жёны, а на службу. Она станет великолепным дознавателем.
— Друг мой! Она лекарь. И первоклассный. Она уже выбрала этот путь. Я устрою её в медицинскую школу, если ей захочется. А пока дайте девочке хотя бы щёки наесть. Худенькая, почти прозрачная. Надо бы проверить Институт.
— Ах! Да! У нас ещё одно дело об отравлении! О боги! Поезжайте. Про Новикову, Натали… КНЯЗЬ! УНАС ЕСТЬ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО! — так громко выкрикнул Курский, что театр испуганно прозвенел эхом.
Отравление Новиковой все забыли в этот момент, а оно связующее звено! Князь уже сам увидел всю картину.
— Я про отравление Новиковой тоже знаю, это и есть ниточка. И она ведёт к прокурорской дочке. Именно она остригла косу Ульяне и разодрала платье, потому что наша девочка спасла Новикову. Так что всё сходится, и даже улики, отлично Курский, мы с вами сработаемся!
— Да, и я этому рад! Это честь для меня работать вместе!
Мужчины вышли на улицу и вдохнули свежий воздух. Вазу с уликами Курский так и несёт с собой. Домой ему сегодня не попасть, он пересел в карету к Кочеткову и пожелал Разумовскому удачи.
Глава 55. Постыдный секрет Натали
У Натали появился постыдный, волнующий секрет. Стоит вспомнить темноту в ложе театра, музыку, и просторный диванчик за бархатной шторой, мурашки возбуждения снова создают лихорадочный трепет во всём теле.
— Натали, мы едем с ночёвкой к Архиповой, давай с нами! Без тебя скучно! — Лидия Аникеева, третья дочь из богатого боярского рода, некрасивая, неинтересная, но уже сосватанная одним из нищих красавцев офицеров. Такая гордая своим положением, теперь явно желает похвастаться амурными похождениями со своим женихом. Как он позволил себе фривольность поцеловать её декольте, надо сказать, чрезмерно пышное.
— Я устала, и
