Теодор Паркер, у которого Эллен и Уильям гостили накануне, предложил слушателям представить, как Эллен Крафт «преследуют и гонят» по Мерчантс-Роу[426].
– Представьте, что напуганный беглец укроется в Фанел-холле, в этой древней колыбели свободы… и здесь ищейки схватят добычу! Представьте, как мистер Уэбстер… смотрит и подбадривает охотника за рабами, готового схватить беглеца, спасающего свою жизнь.
Но самым ярким стало выступление динамичного молодого проповедника, достопочтенного Сэмюэля Рингголда Уорда из Нью-Йорка. Недаром его называли «черным Дэниелом Уэбстером»[427]. Этот человек сумел выкупить свою свободу. Партия свободы уже намечала его на пост вице-президента Соединенных Штатов: он станет первым чернокожим, добившимся такого выдвижения. Уорд резко осудил «северных болванов», жалких коллаборационистов, которые готовы «слизывать плевки сторонников рабства и называть это восхитительным»[428].
Уорд тоже говорил об Эллен, спутником которой был в тот вечер: «Она гораздо белее, чем многие из тех, кто приходит сюда охотиться за рабами». Когда он призвал к восстанию, объявив «право революции», слушатели разразились «громовыми» аплодисментами.
Через два дня в Африканском молитвенном доме Уорд призвал «цветных сограждан быть готовыми в решительный час – жить и умереть свободными в Бостоне». И заявил, что «охотники за рабами уже наводнили Бостон»[429].
Уорд был прав. Слова Уэбстера позволили рабовладельцам и похитителям устремиться на Север. И Эллен первой ощутила их силу. На аболиционистском собрании в Плимуте сообщили, что за ней в город прибыли шесть охотников за рабами. (Ничего более нам неизвестно, хотя успеха они не добились.) Сообщали и о другом охотнике из Мейкона. Опасность Крафтам грозила не только от профессиональных похитителей, но и от двух состоятельных джентльменов, которые пришли в магазин к Уильяму[430].
* * *
Уильям узнал хозяина своего брата, Айзека Скотта, высокого, желчного и довольно смуглого для белого человека. Как вспоминали друзья, Скотт внешне напоминал Авраама Линкольна. Он считал, что всего добился сам, «без средств и образования сумел многого достичь в этом мире». Как и бывший хозяин Уильяма Хью Крафт, Скотт был сиротой. Он бросил учебу и стал бизнесменом. Но ему, в отличие от Крафта, все удавалось. Он успешно торговал хлопком, занимался банковской деятельностью, стал железнодорожным магнатом. Дела привели его на Север. В будущем он покинет Юг вместе с семьей и в конце гражданской войны поселится в Нью-Йорке. А пока что он был гордым юнионистом Юга.
Вместе со Скоттом пришел второй бизнесмен, Джозеф Стори Фэй, которого Скотт по-дружески называл Стори. Фэй родился в Кембридже, штат Массачусетс, однако жил в Саванне. Состояние свое он сделал на хлопке и, естественно, был рабовладельцем. Вместе они демонстрировали слияние деловых интересов Севера и Юга: «повелители ткацкого станка» и «повелители волокон».
Скотт всегда отличался деловой хваткой. Он сразу понял: человек, которого в Мейконе называли Биллом, добился успеха в своем деле. Скотт не любил ходить вокруг да около и сразу перешел к делу: не хочет ли Уильям (или Билл) выкупить свободу своего брата?
Тот, конечно же, мечтал воссоединиться с Чарльзом. Кузнец был его последним родственником, которого хозяин продал до Уильяма и его сестры. Только риск был слишком велик. Уильям не был уверен ни в чем, он ощутил угрозу для себя и Эллен. Уильям был с посетителями весьма любезен, но, когда они ушли, перенес магазин в другое место.
Новое место было не таким удобным – возле зловонной реки и строительства окружной тюрьмы. Зато оно находилось рядом с Хейденами и теми, кто мог поддержать. Неожиданный визит всех напугал: если Скотт смог найти Уильяма, сможет и Роберт Коллинз. И если, как полагали Крафты, эти неожиданные гости поддерживали связи с их хозяевами, это может произойти очень быстро. И Скотт, и Фэй были друзьями Коллинза и вполне могли следить за Крафтами – особенно теперь, когда видели Уильяма лично.
Генри «Бокс» Браун столкнулся с более серьезной проблемой. Все газеты писали о попытке похищения[431]. Браун находился в Провиденсе, штат Род-Айленд, с передвижной панорамой «Зеркало рабства». На сей раз историю иллюстрировали графические изображения чернокожих, которых хватали, продавали, пытали. В панораме была и фотография Эллен. Днем Браун спокойно шел по улице, как вдруг его окружили, жестоко избили и попытались засунуть в экипаж. Но даже в такой ситуации он «оказался слишком силен» для нападавших. После этого Браун подал на них в суд.
Новая Англия не была безопасным местом. Уильям и Эллен рассматривали разные варианты. Они могли, к примеру, поселиться в Канаде, как когда-то и намеревались. Однако супруги вновь проявили то, что некоторые могли назвать оптимизмом, а другие – легкомыслием. Они отказались бросать новую жизнь и остались в Бостоне, молясь, чтобы компромисс, предложенный Клеем и поддержанный Уэбстером, не стал законом. И в этом смысле проиграли.
Власть осьминога[432]
В Бостоне палили пушки: сто выстрелов обозначили принятие Компромисса 1850 года, а вместе с ним и нового закона о беглых рабах. Гром пушек был слышен по всему Бостону и на километры вокруг. Его слышали извозчики в порту, прачки в мокрой одежде, гарвардские профессоры, торговцы с заточенными карандашами, матери, качающие детей. И наверняка все останавливались и прислушивались. Что несет им этот гром?
Компромисс был принят, несмотря на огромные разногласия. Закон подписал не рабовладелец (Закари Тейлор умер от лихорадки, после того как съел слишком много замороженных фруктов в жаркий день Четвертого июля, или, возможно, от холеры), а сменивший его житель Нью-Йорка. Хотя Миллард Филлмор был северянином, аболиционизм он не одобрял, а к мерам, предложенным авторами Компромисса, относился более благосклонно, чем предшественник. И подписал документ 18 сентября 1850 года. Президент был не одинок. Как указывал Сэмюэль Рингголд Уорд, в конгрессе у северян было большинство: «Этот варварский закон был принят, фактически, северянами»[433].
Ни один из членов «великого триумвирата» не смог довести дело до конца. Через месяц после речи Уэбстера тело Колхауна торжественно вынесли из Капитолия, а Клей и Уэбстер присутствовали на торжественных похоронах. После этого Клей покинул Капитолий, а Уэбстер стал госсекретарем Филлмора, то есть главным исполнителем нового закона о беглых рабах[434].
Первый нестройный залп пушек заставил всех замереть. После реакция была самой разной. Для юнионистов, свободных белых граждан, таких как Филлмор и Уэбстер, пушки стали торжественным салютом в честь спасения нации. В Бостоне устраивались празднества, и не только там. Грохот эхом отдавался в звоне бокалов. На одном из таких банкетов состоятельный бостонец во всеуслышание заявил, что «первый же беглый раб, который появится
