Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
На ужин отец не остался, потому что дела казино давно стали превыше семьи.
– Эй, – трясет меня за плечо Базз. – Ты это слышишь?
Я моргаю, прогоняя воспоминания, и прислушиваюсь. В гостиной кто-то ходит, но входная дверь не хлопала. Базз направляет фонарик в арку. Луч вязнет в тумане, повисая и рассеиваясь, и подсвечивает мелкодисперсную пыль. К нам приближается силуэт. Базз достает биту и встает в стойку.
«Ш-ш-ш!» – я прикладываю палец к своим губам и тяну Базза за рукав к лестнице.
Он подхватывает тарелку с хлопьями и следует за мной, похрустывая шариками.
На втором этаже туман стелется по полу, закручивается вокруг наших ног и играет со светом фонарика, как кот с мышью. Из дальней части коридора доносится шорох, и мы с Баззом переглядываемся.
«Двое?» – показывает он мне пальцами и сводит брови.
Дверь в мою комнату приоткрыта. Я подкрадываюсь к ней, чтобы успеть закрыть от греха подальше, но из-за нее появляется пурпурный ребенок с мягкой игрушкой дракона в руках.
– Пап? – заспанно спрашивает он. – Ты пишел заблать сокловища?
– Сокровища? – переспрашиваю я, цепляясь за дверную ручку.
Лавандер берет меня за край толстовки и тянет за собой. Выбора не остается, и я иду за ним в комнату. Луч моего фонарика скользит по плакатам рок-групп, проходит по аккуратно заправленному черному покрывалу и останавливается над столом, вся стена над которым завешана эскизами. И некоторые сочли бы их весьма жуткими для подростка.
Незадолго до трагических событий я взялся за изучение анатомии, поэтому большая часть набросков детально изображает руки. Мне нравилось разглядывать людей. Фиксировать в голове линии и пропорции. Переносить их на бумагу со всеми шероховатостями и изъянами, которые выглядели в моих глазах куда интереснее идеальности. Возможно, потому, что я и сам чувствовал себя рисунком с нарушенными формами и искаженной перспективой.
– Мой дакон защитяет их. – Лавандер останавливается там, где раньше лежал ковер, пока мама не устала оттирать его от брызг масляных красок.
Я оглядываюсь на Базза в дверном проеме. Он наблюдает за нами с тарелкой в руках, будто смотрит шоу в телевизоре. Лавандер садится на пол и стучит по доскам. Глухой звук разносится по комнате легким эхом.
– Пап, – тянет он меня за собой. – Принц оставил сою колону в сокловинице, когда исугался моего дакона. Давай досанем?
– А дракон нам позволит?
Борьба с ребенком в его же игре, где правила выстраиваются, не поддаваясь логике взрослых, – бесполезное занятие, а с лавандером может и вовсе обернуться активацией, поэтому я выбираю идти за травмой не сопротивляясь.
– Конечно позолит! – улыбается лавандер и обращается к дракону: – Мы с папой только посотрим. Можно?
Дракон кивает, и лавандер меняет голос на более грозный:
– Залатите за плоход, путники.
Отец учил: «В этой жизни или платишь ты, или тебе». Я быстро прочувствовал этот механизм на своей шкуре, поэтому спокойно подхожу к столу и достаю из ящика старый альбом с карандашами. Обнимая дракона, лавандер внимательно следит за моими действиями. Детское любопытство он изображает с провисанием, будто непрогруженная текстура.
– Что ты деаешь, пап?
– Дракону нужна дань, верно? Плата за вход.
Лавандер сжимает игрушку и кивает.
За спиной Базз чавкает и бренчит ложкой. Я бросаю на него испепеляющий взгляд – и Базз с невинным выражением лица отставляет тарелку на стол. Рядом с ним, в углу, стоит мой мольберт, истерзанный красками, а композиция на холсте – оборванная, как и моя жизнь, – изображает выжженную рощу со стадом мертвых овец.
– Как насчет пары овечек? – Я нахожу в альбоме чистый лист, опускаясь на пол, и начинаю рисовать животное. – Или ему нравятся коровы?
– Пичики, – серьезно сообщает лавандер.
– Птички? – изображаю я локтями крылья. – Курочки?
– Нет, – он качает головой из стороны в сторону и поджимает нижнюю губу. – Кулочек жалко. У них есь детки. Налисуй яички.
Я отзываюсь на его слова улыбкой и приступаю к наброску. Родители со мной намучились. После того как соседские дети рассказали, откуда берется мясо в тарелке, я отказывался есть все то, что когда-то мычало или хрюкало. Я был упрям, и маме пришлось проявлять изобретательность. Мы сошлись на яйцах, молоке и рыбе. Папа считал это глупостями, которые с возрастом непременно уйдут, но посмотрите-ка, кто действительно ушел…
Лавандер приближается и заглядывает в альбом.
– Бошая мама-пичка у яичек.
– Да-а-а, – я заштриховываю корзину с яйцами и показываю лавандеру, – чтобы дракон наелся. Пропустит он теперь нас в сокровищницу?
Повисает молчание. Лавандер вглядывается в рисунок, затем смотрит на меня, будто копаясь в моих мозгах. Чувствую себя вывернутым наизнанку, и холодок бежит от шеи к пояснице. Когда начинает казаться, что моя искренность дала трещину и активация неизбежна, лавандер шепотом просит дракона позволить мне войти, после чего прислоняет игрушку к своему уху и внимательно слушает.
– Можно, – стучит он по полу, и уголок моих губ нервно дергается.
Базз издает вздох облегчения.
– Давай-ка тогда заглянем. – Я беру из ящика художественный нож-скальпель и поддеваю им одну из досок. – Так, что тут у нас…
Лавандер восхищенно машет руками:
– Сокловища!
В тайнике лежит коробка с документами, пачка денег, пистолет, патроны, пурпурная корона из фольги и письма, перевязанные атласной лентой. На годовщину мама подарила папе подарок – кожаную куртку. Она была запакована в шуршащий пакет и коробку, которая осталась еще с Рождества.
Я запомнил ленточку так хорошо, потому что мама разрешила мне завязать ее собственноручно. На попытки ушел весь день. Когда папа открывал подарок, бант сорвался и упал на пол, а я все никак не мог отвести от него расплывающийся от подступающих слез взгляд.
Письма в тайнике сбивают меня с толку. Воспоминания перемешиваются, словно беспорядочные мазки на холсте. Они, точно потерянный пазл, встраиваются в общую картину, и сейчас, держа их в руках, я испытываю смятение.
– Уиджи? – зовет Базз, и его голос звучит как со дна ямы.
По коже бегут мурашки. Я оборачиваюсь.
Мой пурпурный отец стоит за спиной Базза, обхватив его за плечи и прижимая к виску ствол. На губах безумная улыбка, а в глазах – пустота.
– Теперь ты большой мальчик, – говорит мне супер-лавандер и кивает на письма. – Знаешь буквы. Читай вслух. Нам всем очень любопытно. – Он наклоняется к уху Базза, и тот сжимает кулаки. – Правда же?
Я сминаю письма, сдерживаясь от нарастающего гнева, но ленточку развязываю. На конвертах в графе «Куда» указан адрес казино – офис мистера Дика. А отправлены они из города Сува, префектура Нагано. Читаю еще раз, и сердце глухо стучит в груди.
– Вслух! – орет суперлавандер, и даже маленький лавандер вздрагивает и забивается в угол, так и не сняв корону. – Читай. Вслух.
Раскрываю первое письмо. Бумага пожелтела и выглядит так, будто его не раз перечитывали: смятые листы, затертые чернила и надорванные края. Все слова написаны иероглифами.
– Тут все на японском, – говорю я с раздражением.
Он ухмыляется и щелкает пальцами.
– Фокус-покус! – Буквы перестраиваются на моих глазах, меняя геометрию. – Давай, пока я не прострелил башку твоему другу, волчонок.
Меня передергивает от этого прозвища, и я интуитивно бросаю взгляд на нож-скальпель. Затем набираю в легкие воздуха и зачитываю:
– «Дорогой муж… – Я спотыкаюсь и сглатываю болезненный комок, вставший поперек горла. – Зима выдалась морозная. Озеро покрылось толстой коркой льда. Подступает весенняя оттепель, и трещины заполняются водой. Жрецы святилища Яцуруги предсказывают хороший урожай. Надеюсь, и мы с тобой скоро встретимся…[43]»
Чувствую тяжесть в груди. Нарушая тишину, с чердака доносится знакомое копошение. Похоже, ласточки все же вернулись… Запрокидываю голову и всматриваюсь в потолок. Мысли лихорадочно кружат в голове, словно стая ворон.
– Следующее! – приказывает суперлавандер.
Я прикусываю щеку, бросая взгляд на побелевшего Базза, и делаю как велено:
– «Дорогой муж, – однотипно начинается новое письмо, – погода выдалась солнечная. Редкие облака собрались у верхушек гор в полдень, но к обеду небо окрасилось в яркий лазурный цвет, будто его окунули в озеро. Мы с мамой взяли велосипеды и провели пару незабываемых часов в верхнем святилище[44]. Главный храм в это время года особенно прекрасен».
– Дальше, – шипит он мне, стоит прерваться хоть на секунду.
– «Через месяц наступает Омбасира[45], – продолжаю я. – Как бы мне хотелось, чтобы ты поскорее вернулся из далекой Америки. Дому не хватает твоей крепкой руки, а твоя мама с каждой весной все слабее…»
Во рту пересыхает. Язык с трудом ворочается. Мне становится физически больно следить за строчками, и я на мгновенье прикрываю веки. Перед глазами вырастает фигура отца и тут же рассеивается от звука, напоминающего
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
