после перестройки стало принято выставлять всю Красную армию дикарями. Мол, в Германии почти все поголовно насиловали, грабили и убивали. Вот вам лично приходилось видеть случаи насилия, мародерства?
– В Германии такой случай был. Когда нас перевели в город Виттенберг, мы жили в небольшом селе. И наш взвод поселили в большом доме. Там жил немец – старик, и у него на груди почетный знак фашиста, что он двадцать или сколько там лет состоял в фашистской партии. Даже не стеснялся его носить, и чуть что, он там ух какой злой… Чуть ли не ядом на нас брызгал. А у нас лошади в сарае стояли, сколько-то времени прошло, надо вывозить навоз. И я этого не видел, но ребята рассказали, что вместе с навозом увезли и хозяина. Его положили на бричку, навозом закидали и увезли. Дошипелся фашист…
И в Польше был случай. Там у нас врач и фельдшер жили на квартире. Мужчин нет, только полячка и девочка лет семи. И один из них эту мамку, а другой девочку… Она на суде сказала, что тот ее не насиловал, она отдалась, вроде того, что я бы ему и сама дала, но девочку-то зачем насиловать? Ну, их там осудили – расстрелять… Но спустя месяц где-то по дороге обгоняем корпусные тылы, а там один из этих двух кричит: «Ребята, привет!» Видимо, сделали суровый вид и отпустили…
А нам потом запретили любые контакты с гражданскими, особенно с женщинами. Потому что сифилисом от них очень многие заразились. Вот, например, эпизод.
Уже после Победы, заступили мы в караул, и мне командир взвода говорит: «Если придет товарищ из медслужбы, новенький офицер, проводишь его ко мне!» Ну, в десятом часу меня вызывает дневальный. Подхожу. Стоит высокий такой лейтенант в узеньких медицинских погонах: «Я к Купрееву». Я его проводил до комнаты, он открывает: «А, заходи!» И слышу щелк – замок. Удивился, помню, чего это? Ну, ушел. Где-то через день-два встречаю медсестру Верочку, которая всегда ходила с командиром полка. Она дружила с командиром саперного взвода, и потом они поженились. У нас с ней дружеские отношения, и я ее спрашиваю: «Верочка, а что это у вас за лейтенант новенький? Разве они друзья с нашим командиром взвода?» И она мне отвечает: «Смотри, чтобы и ты с ними не подружился. Не дай бог!» Оказывается, он ходил к нему, потому что когда отмечали в своей узкой компании Победу, он подцепил у немок сифилис, и этот ходил ему уколы ставил.
Но потом его от нас куда-то отправили, и мы уже без него шли маршем через всю Германию. И когда пришли в Польшу, там расформировывали, я попадаю в 22-й Гвардейский полк. Тут уже демобилизация вовсю идет. Первыми отпускают с тремя и больше ранениями, потом с высшим образованием, по специальностям, ну и по возрастам. И меня через некоторое время назначают помощником командира взвода. Сдает мне взвод Саша Измайлов, прекрасный парень из Средней Азии. А командира взвода нет, где-то в госпитале. Оказывается, он тоже сифилис подцепил…
– Помните, как узнали о Победе, как отметили?
– Когда Берлин окружили, нас сразу бросили на Эльбу. День и ночь скакали и вышли на Эльбу еще 1 или 2 мая. Там, по сути, война для нас и кончилась. (Некоторые подробности этих боев можно узнать из наградного листа, по которому командир 65-го кавполка подполковник Костенич Г.И. был представлен к званию Героя Советского Союза. – Ред.)
Но вот у меня почему-то и не отложилось в памяти чего-то такого, мол, стрельбу подняли. Это, наверное, в Берлине или в других местах, а мы-то уже закончили воевать, за неделю немного пришли в себя. В Виттенберге остался штаб дивизии, штаб 121-го полка, а нас отвели в небольшую деревушку. Причем интересно, там шоссейная дорога заходит в нее прямо, потом крутой поворот метров на сто пятьдесят, и опять под прямым углом. И когда уже отпраздновали Победу, на мотоцикле приезжает из хозяйственного отдела штаба дивизии наш краснодарец – Мишка, а фамилии не помню. Мы познакомились, когда почту отправляли, он был шофером на грузовой машине. А этот мотоцикл достался ему в одном селе. Получилось так, что мы там остановились, и нам сообщили, что, мол, была недавно вооруженная группа немцев. И еще говорят: «А в том доме прячется немец-дезертир. Он из-под Берлина сбежал, приехал на мотоцикле и прячется от войны». Ну, зашли во двор. Проходим, а там перед ступеньками в дом забетонирована чистилка, как у нас перед подъездами – грязь с обуви счищать. Заходим, висит карабин, пояс с подсумками патронов, с тесаком. Я сразу его раз. Позвали, тот выходит: «Камрад!» Ну, с ним ля-ля-ля, чего-то поговорили. Я ему карабин отдаю, но без патронов. Он его стволом под чистилку засунул и погнул. Хорошо, а где мотоцикл, спрашиваем. «Момент! Айн момент!» Открывает сарай, там дрова сложены. Он их раз-раз, а за ними мотоцикл стоит. Почти новенький и без коляски. Ну, выкатили его, и Мишка его сразу забрал себе. В общем, он на этом мотоцикле приехал, поздравил с Победой и предложил мне: «Садись, прокатимся!» Ну, я сел, но сразу предупредил его: «Смотри, там этот поворот!» Сел сзади, и он как дал сразу по газам. А я там больше нигде такого не встречал, что заборы прямо у самой дороги и вот этот изгиб. Кричу ему: «Миша, там шлагбаум!» Он раз, сюда пролетел, а тут шлагбаум и часовой. И то ли тот часовой перепугался, но он шлагбаум не поднял, а сразу его в сторону. А куда деваться нам? На это бревно? И Мишка сворачивает и в забор… А забор такого плана – кирпичи и между ними решетка. И вот он на хорошей скорости втыкается в эту кладку, мотоцикл капотирует, он носом в решетку, а я через этот заборчик планирую во двор… Выхожу через калитку, а он весь поцарапанный и мотоцикл лежит, тарахтит… А я посмотрел, у меня правое колено уже мокрое. В крови все… Я его очень сильно стесал. Может, поэтому оно у меня и болит. Говорю ему: «Миша, ну тебя на фиг с твоим катанием…» Он быстренько на мотоцикл и как рванул…
Ветераны – участники освобождения города Лида, 1 июля 1984 года
– А вы на Эльбе встречались с американцами?
– Ну а как же. Они всего на несколько часов раньше пришли. Мы на этой стороне, они на
