все деньги, что у него еще оставались.
С мрамором нужно было работать очень осторожно: малейшая трещина, самый ничтожный неверный скол могли испортить весь кусок безвозвратно, поэтому перед тем как взяться за резец и ваяльный молоток, Бенвенуто сделал множество эскизов и моделей. Только убедившись в точности своего замысла и до мельчайших деталей отработав весь процесс изготовления, он принялся за распятие.
Самая большая сложность была в изображении лица Христа. Когда-то, делая надгробную скульптуру своего погибшего друга Франческо, Бенвенуто стремился отразить его в лице, лице сраженного воина, уходящую жизнь и смертную отрешенность от земных печалей и радостей. В облике распятого Спасителя, напротив, должна была быть видна победа жизни над смертью, предчувствие воскрешения, – оттого лицу Христа Бенвенуто хотел придать выражение мирной успокоенности, выражение лица человека, выполнившего свой тяжкий долг, прошедшего через великие испытания и готового к новому лучшему существованию.
«Спаситель на кресте не мертв, так как бывает мертв обычный смертный: он находится в состоянии ни жизни, ни смерти, – говорил аббат Джеронимо. – Он закончил жизнь прежнюю, но в нем уже начинается жизнь грядущая. Его душа волей Отца Его возрождает к жизни тело Спасителя, и уже поэтому в лице Божьего Сына не страдание видно, но сострадание к людям, коим предстоит долгий путь очищения и Суд Господа, прежде чем они удостоятся вечного блаженства».
Помня об этих словах, Бенвенуто показывал Христа не страждущим, и уж тем более не мертвым: скорее, был похож у него Спаситель на красивого спящего мужчину, полного сил; Сын Божий не мог быть некрасив и не мог быть слаб, ибо он – подобие Бога-Отца, который идеален во всем.
…Бенвенуто ни над одним своим произведением не работал так медленно, как над распятием. К возвращению герцога Цезарио он даже не закончил голову Спасителя.
Цезарио встретился с Бенвенуто вскоре после своего приезда. Герцог принял его в своих покоях.
– Маэстро, я рад видеть вас! – сказал он, поднимая пытавшегося поклониться ему Бенвенуто. – В городе толкуют о том, что вы трудитесь над новым произведением. Никто не видел его, но, по слухам, это Христос на кресте?
– Да, ваша светлость, – коротко ответил Бенвенуто.
– Значит, вы все-таки решили выполнить обещание, данное вами аббату… забыл, как его звали? – Цезарио взглянул на Бенвенуто.
– Джеронимо, ваша светлость, – напомнил Бенвенуто.
– …Обещание, данное аббату Джеронимо. Вы покажете мне вашу работу? – спросил герцог.
– Нет, ваша светлость. Она не сделана еще и на пятую часть.
– На пятую часть? Я полагал, что она близка к завершению.
– Я не хочу спешить с Христом, ваша светлость. К тому же, я опять вынужден тратить собственные средства: мною потрачено уже около семидесяти золотых на изготовление распятия, включая расходы на покупку мрамора, его перевозку, приобретение набора хороших инструментов и прочее. Если бы мне выдали деньги за те работы, что я сделал для вашей светлости, изготовление распятия продвигалось бы гораздо быстрее, – с упреком сказал Бенвенуто.
– Вы все о деньгах, да о деньгах! – натянуто рассмеялся Цезарио. – По-моему, Бантинели уже обещал вам от моего имени, что вы получите деньги при первой возможности.
– О да, обещать-то он обещал! Если бы его обещания имели хождение наравне с золотыми монетами, я бы беды не знал! – воскликнул Бенвенуто, стараясь сдержать негодование. – При нашем последнем разговоре он уверял меня, что я получу свои деньги сразу по возвращении вашей светлости.
– Так бы оно и было бы, мессер Бенвенуто, если в казне нашлись сейчас необходимые средства. Мое слово твердо: все что вам причитается записано в книгу моих расходов в раздел первоочередных выплат, и будет вам выплачено, – надменно произнес герцог.
Бенвенуто молча поклонился, не поблагодарив Цезарио ни единым словом. Тот надулся и некоторое время, отвернувшись в сторону, теребил золоченый шнур на своем камзоле.
– Неужели вы думаете, мессер Бенвенуто, что я, потомок знатного рода, сын понтифика, владетельный герцог стану скупиться и обманывать вас, как перекупщик товара на рынке? – обиженно произнес он затем, взглянув искоса на своего собеседника.
Бенвенуто хотел что-то ответить, но потом решил перевести разговор в шутку.
– О нет, ваша светлость, я убежден, что четверо столь знатных господ – и вы, и потомок знатного рода, и сын понтифика, и владетельный герцог, – никогда обманывать меня не станут! – возразил он самым серьезным тоном.
Цезарио рассмеялся. Повернувшись к Бенвенуто, он сказал:
– Вы правы, маэстро. Все мы, четверо, ценим вас. Когда мы говорим вам, что нам не жалко для вас никаких денег – это чистая правда! Но, к сожалению, очень много золота уходит у нас на борьбу с нашими врагами; присаживайтесь, маэстро, я расскажу вам, какие интриги ведутся сейчас против меня. Пока был жив мой отец, с коим и сравнивать нельзя нынешнего Святейшего Папу, он, как вы знаете, добром и злом, правдой и неправдой стремился объединить хотя бы главные области Италии, ибо круглому дураку ясно, что без единой державной власти страна погибнет. Я помогал ему в этом, и многих, многих наших неприятелей, благодаря мне, не стало на свете. Вы слышали про историю с Союзом Пятерых?
– Да, ваша светлость. Тем не менее, расскажите, мне интересно услышать эту историю из ваших уст, – сказал Бенвенуто, чтобы сделать приятное Цезарио.
– Итак, пятеро самых могущественных наших противников объединились в союз и доставили нам немало хлопот; в конце концев, они стали воевать с нами, – начал рассказывать Цезарио. – Война шла с переменным успехом и была изнурительной, как для нас, так и для них: разрушались города, сжигались деревни, погибло множество народа. Я предложил начать переговоры о мире, Союз Пятерых согласился.
Переговоры мы вели на поле, окруженном их войсками и нашими. Я принял все условия Союза Пятерых; мало того, я пошел на такие уступки, о которых Союз и не мечтал, поэтому враги решили, что мы слабы, слабее, чем они предполагали. Дабы еще более усилить это впечатление, я лебезил и заискивал перед ними, выказывая заинтересованность в скорейшем заключении мирного договора. Для его подписания я пригласил их сюда, сказав, что моя армия останется в поле, а они могут привести с собой сильный отряд для обеспечения собственной безопасности.
Уверовав в свою силу и значимость, Пятеро милостиво согласились приехать ко мне. Видели бы вы, как они важничали, как надменно разговаривали со мной: еще бы, они уже видели себя победителями, а меня и моего отца – поверженными! Их спесь была настолько велика, что они не позаботились даже оставить заложников из числа нашей родни для обеспечения своей безопасности. Правда, они привели с собой в город несколько десятков до
