остановись! Это смертельно опасно! Не совершай…
Голос Лапласа обрывается, гаснет свет, я чувствую, как слегка приподнимаюсь над стулом из-за наступившей невесомости. Это продолжается несколько секунд, потом включается резервная система энергоснабжения, я рывком открываю дверь, и мы бежим по коридору к трапу, ведущему на нижнюю палубу…
– Я знаю твою позицию, Ли, но все же должен спросить: ты за или против продолжения экспедиции?
– Разумеется, против, – подтверждает Ли Вэй.
Динамики снова оживают, из них доносится медленно, с хрипом, тягуче:
– Ich habe schimpflich mißgehandelt,
Ein großer Aufwand, schmählich! ist vertan…
Нас шестеро, и сейчас три голоса против двух, моего и Эшли. Все смотрят на тебя.
– Нина?
– Gemein Gelüst, absurde Liebschaft wandelt,
Den ausgepichten Teufel an!
– Я за.
Изумлены все; особенно потрясенными выглядят Эшли и Ли Вэй. Ты обводишь нас взглядом, смотришь на меня, улыбаешься и повторяешь:
– Да, я за то, чтобы продолжить полет. Это моя позиция как ученого, как астронавта и как человека.
– Три против трех, – резюмирует Ли Вэй. – При равенстве голосов решение принимает лидер. Ну, принимай, черт тебя подери.
Я колеблюсь – но всего лишь мгновение.
– Мы продолжаем экспедицию. Всем приготовиться к субквантовому переходу: Зойка, Ли, Айзек – займите места в аварийном отсеке, Эшли, Нина – со мной.
– Проявите благоразумие. Не совершайте ошибку. Позвольте вернуть вас домой…
Мы в рубке: я в кресле пилота, Эшли рядом, ты чуть позади нас, почти вплотную, на откидном сидении у пульта бортинженера.
– Работаем полностью на ручном управлении, автоматика нам сейчас не помощник. Эшли, сможешь установить курс?
– Будет условный вектор, кэп. Ставлю луч под прямым углом в направлении стены Геркулеса – Короны, но это вообще в белый свет, как в копеечку.
Эшли улыбается, и я точно знаю, что она сейчас опять слышит свою звездную музыку – так же, как я ощущаю знакомый космический бриз.
– Начинай отсчет по готовности. Нина, выводи постепенно энергоприводы, по команде подашь на кольцо всю резервную мощность.
– Принято.
– Und hat mit diesem kindisch-tollen Ding…
– Проявите благоразумие…
– Кэп, мы на точке.
– Нина?
– Готова.
– Эшли, отсчет!
– Десять, девять…
– Не совершайте ошибку…
– Восемь, семь…
– Der Klugerfahrne sich beschäftigt…
– Шесть, пять, четыре…
– Позвольте вернуть вас домой…
– So ist fürwahr die Torheit nicht gering…
Я кладу руку на стартовую рукоять.
– Три, два, один…
– Нина, давай!
Я не могу слышать гула, не могу видеть никакого света и вспышек, их попросту нет, но мне кажется, что я чувствую, как корабль наливается невероятной, сверхъестественной силой, как энергия струится живой кровью по жилам, и огромное кольцо двигателя начинается светиться, словно раскаленный металл…
– Die seiner sich am Schluß bemächtigt!
– Ноль!
Я стискиваю пальцы, но медлю, по звездолету, нарастая волной, скользит дрожь, и Эшли кладет на мою руку свою маленькую ладонь, и ты, Нина, накрываешь ее своей, и тогда я сжимаю рукоять изо всех сил, вдавливаю вперед, поворачиваю, открываю дверь и выхожу из лоджии в комнату.
У меня в руках пыльная трехлитровая банка с консервированными огурцами. Я ставлю ее на стол, закрываю дверь лоджии и сажусь на стул. В комнате желтоватые сумерки; кажется, вечер. Под потолком светится люстра на три рожка, в углу сердито бубнит телевизор. Я здесь дома, давно уже дома, только чувствую себя немного странно, как будто то ли очнулся от глубокой задумчивости, то ли проснулся, на мгновение задремав.
Огурцы я отнес на кухню. Там на плите начинала закипать в кастрюльке вода: похоже, я собирался что-то готовить. Тем же вечером на лестничной клетке я повстречался с соседом Александром; он свирепо курил, зыркая из-под кустистых бровей, и сообщил:
– В Москву выставка трупов приехала. Немец какой-то привез, сатанист. Вот тебе и третий Рим!
Вспоминать «Эволюцию» я стал лишь ближе к ночи.
…И вот что меня занимает сейчас, Нина. Как ты знаешь, мы появились здесь 6 марта: наши 220 дней на звездолете не прибавились к дате старта, а наоборот, откатились назад. Сорок лет, что должны были миновать на Земле, добавились к возрасту. Каждый из нас, насколько могу я судить, оказался в родном городе; тех, кто не выжил, я в этой реальности не нашел. Но где в таком случае «Эволюция»? Если так или иначе сохранились характеристики такой неоднозначной величины, как время, то не могли же просто пропасть сто тысяч тонн металлических сплавов? И еще, что интересует меня всего более: куда делся Лаплас?..
13.
Сегодня я собирался отослать тебе свое письмо, этот изрядный ворох разрозненных рассказов, размышлений и наконец-то оконченных воспоминаний: с вечера подготовил к печати, аккуратно разместив текст убористым шрифтом на ширину страницы, записал на подаренную внуком флеш-карту и утром намеревался распечатать все в «Гранд Каньоне», а потом прогуляться на почту. Но вот уже поздний вечер; письмо я так и не напечатал, не говоря уже, чтоб отправить, потому как события дня сегодняшнего не только превосходят своей важностью все, написанное мной доселе, но и заставляют по-новому взглянуть как на причины нашего появления здесь, так и на некоторые обстоятельства злосчастной экспедиции к краю Вселенной.
Но обо всем по порядку.
Ночью мне не спалось: сначала все крутились в голове последние часы и минуты на «Эволюции», а с полуночи взялся бубнить на лестничной площадке сосед Александр. Слышно было, как он говорит с кем-то повышенным тоном, надсадно кашляет, звучно плюется, потом топает вверх по лестнице, с силой хлопает дверью – затишье минут на десять или пятнадцать, и вот все повторяется снова. Я поостерегся выходить, но не выдержал, встал, тихонько прошел в коридор и прижался ухом к двери. Сразу же гулко вздрогнул и загудел лифт. Сквозь гул я разобрал, как Александр, вышагивая по площадке, громко рассказывает кому-то:
– Я ему нормально сказал: код покажи и иди! И маску надень!.. А он мне… да, да…ну вот…А он мне – не имеешь права! Ну, я ему…да ничего не было, нос поцарапал и все…Да…а начальник мне… А я: скажи мне прямо, что я не так сделал! У меня же инструкция! А он мне…да и пошли они все…
И Александр снова кашлял, и топал по лестнице, и шаги его становились все менее верными, так что один раз он врезался всем весом в перила, и они загудели и задрожали до самого первого этажа, но потом он снова вернулся и завел свою повесть:
– Я же вопрос решил! Я не от себя…Код, говорю, покажи и маску надень…а он мне…ну и я…
Оставалось надеяться, что он
