останавливаться по собственному желанию. Вместе с Хейденами и другими чернокожими активистами они решили начать новую революцию.
Революционеры[443]
Темным октябрьским вечером окна Африканского дома собраний были ярко освещены. Школа, церковь, убежище, здание, которое называли черным Фанел-холлом, принимало у себя «огромное множество беглецов и их друзей», как писала газета Liberator[444].
Председательствовал Льюис Хейден. Рядом с ним в качестве одного из трех вице-президентов стоял Уильям Крафт. К ним присоединились и другие лидеры будущего движения, в том числе те двое, чья работа требовала не оставлять никаких следов, но внесла огромный вклад в построение иного будущего.
В «великий триумвират» вошли Льюис Хейден, Уильям Купер Нелл и Роберт Моррис[445]. Нелл, журналист и историк, должен был в будущем действовать как связующее звено между Крафтами (и им подобными) и внешним миром. Он мог написать толстые тома о том, что видел, и писал их в спешке, не жалея сил. При этом следов собственного участия в великой истории не оставил – печальная ирония судьбы, поскольку он приложил немало усилий, чтобы героизм других был увековечен в памяти народа.
Роберт Моррис получил драгоценный подарок и оправдал доверие. Стильно одетый двадцатисемилетний мужчина ничем не напоминал тринадцатилетнего мальчишку-официанта, которого когда-то заметил белый адвокат Эллис Грей Лоринг и распознал в нем исключительные способности. Он договорился с его матерью, чтобы тот перешел на работу в его дом. Лоринг стал для Морриса наставником, с его помощью он превратился в одного из первых чернокожих адвокатов в истории Америки.
Моррис передал полученный дар дальше. С корабля, прибывшего из Ирландии, сошел несчастный мальчик-сирота. Он потерял отца, в него плевали и гнали как чужака (с ирландцами такое случалось сплошь и рядом), избивали в школе. Как когда-то Лоринг, Моррис разглядел в этом ребенке нечто исключительное, взял на работу и стал для него наставником. Мальчишку звали Патрик Коллинз, в будущем – мэр Бостона.
В церкви, где стояли Моррис, Нелл и другие лидеры нового движения, собрались солдаты, готовые к мобилизации. Они заполнили всю скамьи и галерею, входя через разные двери: извозчики и домашние слуги, моряки и швеи, на все руки мастера и рабочие причалов – люди труда и действия. Это те самые «цветные граждане», как они сами себя называли. О них редко говорили, но именно они выполняли самую рискованную и важную работу помощи беглецам и сохранения их жизней в предстоящие дни. Моррис зачитал документ, составленный избранными лидерами (среди них был и Уильям). Затем поднялся Нелл, которому выпала честь озвучить «Декларацию чувств цветных граждан Бостона».
Цветные граждане отважно заявляли: вспомните, «Бог создал людей равными», и американская революция – это и их история. Первой жертвой Бостонской резни 1770 года стал колонист Криспус Аттакс, цветной. Вспомните, призывали они, цветные сражались за американскую революцию и участвовали в войне 1812 года, полагая, что после сражавшихся «пригласят на банкет». «Но нет! – гласила декларация. – Белые устроили банкет для себя, и громкие восхваления свободы взмыли в небо. Цветным американцам пришлось стоять на улице и ждать крошек, падающих с праздничного стола Свободы».
Первые революционеры провозглашали: «ДАЙТЕ МНЕ СВОБОДУ ИЛЬ ДАЙТЕ МНЕ СМЕРТЬ!» И цветные граждане вторят: «Мы лучше умрем свободными, чем будем жить рабами». Собрание предложило возглавить движение сопротивления Лиге свободы и пригласило граждан Бостона присоединиться к ним в Фанел-холле, чтобы на деле показать, на какой они стороне свободы.
Затем один за другим принялись выступать ораторы. Джошуа Боуэн Смит, гениальный «принц рестораторов», когда-то отказавшийся работать на кухне Дэниела Уэбстера, посоветовал всем присутствующим вооружиться кольтами, – даже если для этого придется продать последнюю рубашку. Но наиболее яркую и проникновенную речь, затронувшую самые чувствительные струны в душах собравшихся, произнес доктор Роберт Джонсон[446].
Еще ребенком его похитили в Гамбии, и он пережил все ужасы морского путешествия. Доктор вспоминал родную Африку как место равенства и единства. Последним его свободным действием стал сбор свежего инжира вместе с тетей – тетю он больше никогда не видел. Джонсон обращался к женщинам, собравшимся в зале, к прачкам, горничным, тем, кто работал в отелях и пансионах. Он просил их «бдительно и неустанно высматривать охотников на рабов с Юга и их северных приспешников» и «быть готовыми ко всему». Женщины слушали с радостью и гордостью. Они напоминали всем, что именно женщины помогли спасти двух рабынь из Верховного суда Бостона, распевая: «Вперед, вперед! Не останавливайтесь!»[447] Они клялись, что этот дух в них не угас и живет.
Выступил Уильям Ллойд Гаррисон, один из немногих белых активистов, пришедших в тот вечер на собрание. Он заявил, что является сторонником непротивления, и все же высказал поддержку собравшимся и принятым ими решениям. Новый закон о беглых рабах стал началом новой воинственной эпохи, сравнимой с войной за независимость, чего пацифисты и философы, как бы ни старались, отрицать не могли. Гаррисон пообещал составить письмо к священникам. Слушатели встретили его призыв к священникам «возвысить голоса, как трубы», громкими криками одобрения[448].
Поступят ли они так? Возвысят ли граждане свои голоса и выступят ли, защищая цветных соотечественников в колыбели свободы, в Бостоне? Эти вопросы витали в теплом доме собраний и в окружающем его холодном мраке.
* * *
Через десять дней жители Бостона ответили на призыв. По разным оценкам, от трех до шести тысяч человек всех цветов кожи, мужчин и женщин, собрались перед Фанел-холлом. Многие в рабочей одежде. Галереи, отведенные для женщин, были переполнены, а на улице оставались сотни людей. Это «кости и мышцы» общества, собравшиеся вместе, «как сотни капель, сливающиеся в одну»[449]. Присутствовавший на собрании журналист почувствовал пульс времени: «Здесь собралась значительная часть нашего цветного населения, поскольку решался главный вопрос их жизни»[450].
Меньше всего в тот вечер было «известных людей» среднего возраста и белых, о чем писал один из тех, кого новый закон касался напрямую, Ричард Генри Дана, автор книги «Два года перед мачтой». Но президентом собрания стал сын одного из президентов США – Чарльз Фрэнсис Адамс. Он сравнил закон о беглых рабах с ударом молнии и призвал собравшихся действовать, сочувствовать и отвергнуть этот акт.
Зал содрогнулся от мерного скандирования. На сцену вызывали великого человека, которого пригласили участвовать в собрании по телеграфу:
– Дуглас! Дуглас!
Фредерик Дуглас проделал долгий путь из Рочестера и явно устал, однако быстро проложил себе путь к сцене, пожимая руки собравшимся.
Он осудил закон и его последствия: «любой злодей», принесший
