Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
«Чувак»?
– О, – склоняет он голову к плечу, изучая меня. – Лады.
– Спасибо. Кстати, ты раньше так не говорил. Почему начал?
Он почесывает затылок:
– Да посмотрел «Очень страшное кино» с Ромео, и налипло. А чего?
– Так говорил Киба.
– О, – он увлеченно разглядывает шнуровку на бутсах. – Мне жаль. Прости, чу… Уиджи.
– Нет в этом твоей вины, – я зеркалю его же фразу. – Я и сам не понимал, что это задевает, пока мы не перестали куда-то торопиться. Но когда в тебя тычут пушкой, в голове щелкает.
– К слову об этом. Как ты понял, что в пистолете нет патронов?
– При нашей первой встрече суперлавандер достал биту, – вспоминаю я пурпурного Кибу. – Она не связана с травмой, но важна. И я решил, что с пистолетом вышло так же. Это вещи, которые мы видели при жизни. Не случайные предметы и не совпадения.
Из окна за нашими спинами лениво поднимается солнце. Лучи проходят через паутину в балках у крыши и растекаются по полу под нами, словно озеро.
– Когда мне было четыре, – продолжаю я, – отец на моих глазах залез в свой тайник. Мне стало любопытно, но открыть его я смог лишь год спустя. До этого не хватало мозгов. Читать тогда не умел, поэтому письма оказались бесполезны. Да и иероглифы все равно бы не разобрал. Но фотографию с женщиной я видел сегодня не впервые. Ее вытеснило, как и многое из детства. А рядом с пушкой лежала запечатанная пачка патронов, поэтому я допустил, что раз в руках супер-лавандера то же оружие из тайника, то магазин пуст.
– Погоди, если даже пачка не была вскрыта, то магазин все равно мог быть полным.
Пес все еще пытается забраться к нам, и я, запрокинув голову, вижу ласточкино гнездо и улыбаюсь. Через щели в досках сквозит ветер. И от этого гуляющего между башнями из коробок свиста мы с Баззом время от времени вздрагиваем.
– Мог быть и полным. – Я прислоняюсь спиной к стене под окном, ощущая затылком прохладу.
– То есть ты рисковал.
– Да, – пожимаю я плечами.
– Ты чокнутый.
Базз трясет ногой, и конструкция, на которой мы сидим, шатается.
– Знаешь, когда на тебя направлен пистолет, то вариантов всего два. – Я достаю из кармана наушники и пытаюсь их распутать. – Или ты, или тебя. И в моменте вдруг выясняется, что умирать уже не так страшно, как жить.
– Ты поэтому один в город пошел? Сдохнуть решил?
– И бросить вас? Не дури. До появления Грейнджера я несколько месяцев был в нежизни один. И на вылазки тоже ходил в одиночестве.
Базз оглядывает меня со скепсисом:
– Так себе отговорка.
– Помнишь, какой силы жажда после пробуждения? Мне приходилось бывать в городе по нескольку раз в неделю. – Я с облегчением вздыхаю, размотав наушники. – Это не оправдывает мой поступок, но, не появись супер-лавандер, ты бы даже не узнал о моей выходке.
– Ты мог бы позвать кого-то из нас. – Базз поджимает ногу под себя и теребит шнурок-бантик. – Меня хотя бы. Думаешь, никто здесь тебя не понимает? Все мальчишки по кому-то скучают.
– Дело не в этом.
– Объясни. Вы меня тупым считаете, но…
– Ты не тупой, Базз. – Он удивленно распахивает глаза, и я стараюсь подобрать слова: – Думаешь… креативно. И сердце у тебя огромное, даже бесит.
– Это охренеть трогательно, но от ответа тебе не уйти.
Я разочарованно вздыхаю, пытаясь распутать свои мысли, точно провода, но они завязаны крепче, чем узлы, которые нас всех тут держат.
– Посуди сам. Как будут звучать слова про необходимость отпускать от того, кто сам вцепился намертво?
Базз поджимает губы:
– Искреннее?
Не удержавшись, я улыбаюсь.
– Знаешь, Уиджи, ты для нас всех тут пример. Раздражающий, попрошу заметить. – Базз поворачивается, и веселье разом стирается с его лица. – Ты слишком много на себя взвалил. Мы все – мертвые мальчишки, и ты вечно забываешь, что у нас тут общее поле и правила на всех тоже одни.
Я пытаюсь ответить, но Базз шикает:
– Понимаю, почему ты это делаешь. Пытаешься нас всех поймать над пропастью во ржи, да только это командная игра. И тебя, если попросишь, подстрахует любой. – Он замолкает, закатив глаза, и поправляет себя: – Любой, кроме Кензи. Он постоянно витает в облаках, а Грейнджер по земле ползает. У Ромео и вовсе на уме одни девчонки.
– Вау, – я вскидываю бровь. – Не знал, что ты умеешь читать.
Он зависает, а когда до него доходит, пихает локоть мне под ребра.
– Придурок. Я ведь и обидеться могу, – надувает губы Базз, пародируя Кензи. – Это Грейнджер пересказал кратко. Слушай сюда, – пододвигается он ближе. – Один пацан нашего возраста завалил пять предметов из девяти, и его отчислили. А до этого из другой школы он тоже свалил. Я сначала не понял, что еще за утки и поле во ржи…
– А потом понял? – подтруниваю я над ним.
– Еще бы! В общем, смысл таков: учись хорошо – и вопросы про уток задавать не придется. Это основы зоологии, как сказал Грейнджер.
– А при чем тут рожь?
Базз косится на меня с раздражением, будто уловил мою насмешку.
– Так он потом свою сестру уму-разуму научил. Поймал над пропастью. Это называется, – он чеканит слово ладонью, – ме-та-фо-ра.
– Вот оно что, – я пытаюсь сдержать хохот. – Базз?
– Чего?
– Прочитай книгу сам, ладно?
Базз отворачивается и бурчит себе под нос, какой же я сухарь. А я вспоминаю главного героя романа «Над пропастью по ржи» – Холдена Колфилда – и сцену, где он, потеряв ориентиры в жизни, спрашивает незнакомого таксиста: «Куда деваются утки в Центральном парке, когда пруд замерзает?»
И ведь действительно – куда?
У меня урчит в животе, и Базз бьет себя по лбу:
– Я точно тупой.
– В чем дело?
– Да так… – пинает он коробку напротив и выглядит при этом несчастнее щенков на тех смешных видео, где им не дают лакомство. – Оставил хлопья в твоей комнате.
Я смеюсь, ощущая подступающую боль в теле. Таймеры на наших наручных часах синхронно пиликают, и солнце заливает чердак.
– Начинается. – Я протягиваю ему один наушник и цепляюсь взглядом за его запястье с задранным рукавом.
Мой взгляд фокусируется на пульсирующей вене Базза, а во рту собирается слюна. Я отворачиваюсь, когда мышцы ног сводит судорога, и стискиваю зубы от голода и боли, которую приносит рассвет.
Баззу явно не лучше, чем мне. Он натянуто улыбается и затыкает ухо дрожащей рукой. Я делаю то же самое. В плеере нахожу самую громкую песню и врубаю. Не хочу слышать ни сошедшее с рельсов сердцебиение, ни завывания пса, ни собственные мысли, но они… прорываются даже через гитарные риффы и рычащий вокал.
Перед глазами встает холст с мертвыми овцами и коробка, запрятанная под половицами в моей спальне. Ее скрывали от меня тени. Прятали, но от этого она не перестала существовать.
У каждого художника есть любимые краски и те тюбики, чей приговор – засохнуть. Так и с отцом. Мне было не по силам заглянуть внутрь, достать забытое и осознать свою ненужность, которую я ощущал с детства. Боялся вновь стать выкинутым из палитры ребенком.
И вот я ее открыл.
Мой мир, к удивлению, не разрушился. Стены ментальной крепости не обрушились под тяжестью строчек из писем, а темные коридоры не сгорели от злости. Теперь я знаю, что решения моего отца определяли лишь его самого. Быть обманутыми мы с мамой не выбирали, а стать засохшими для кого-то не означает умереть для себя.
И если я никогда не узнаю, куда исчезают утки в Центральном парке, так тому и быть.
Глава 13. Взаимообратная теория виновности
Грейнджер
Солнечный диск еще не поднялся над горизонтом, а небо уже напитывается цветом, как губка, пропуская свет через атмосферу Земли. Это происходит из-за рефракции, искривляющей путь лучей в воздухе. Она позволяет нам видеть восход еще до фактического появления светила. Так ощущается и нависшая над кладбищем тревога – задолго до причины ее появления.
С высоты склепа открывается хороший обзор. Мальчишки заканчивают раскапывать могилы. Ромео вонзает лезвие лопаты в отсыревшую землю и вытирает испарину со лба. Темные волоски липнут к его побледневшему лицу. Грудная клетка вздымается. Кензи выбирается из дальней ямы, запыхавшись, и валится на траву. Затем раскидывает руки и ноги в стороны и смотрит в небо широко распахнутыми глазами.
Природа замерла вместе с нами. Даже листва Генри не шуршит на ветру, а птицы смолкли в его ветвях, будто в ожидании. Запахи рвоты, крови и пота вызывают болезненные воспоминания. Из-за этого я весь сжимаюсь. Страх накрывает меня, подобно тому как затмение отбирает у Земли свет. Путает мысли и вытесняет их другими – гораздо мрачнее.
Нам словно пытаются сказать: мертвым не место среди живых, что звучит
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
