показывал нам, чтобы заманить в ловушку? Понятия не имею, что здесь происходит, но судя по тому, что приносила нам река, это, скорее всего, не то, чем кажется.
У могилы собралось немного людей: мама и папа Зака, сестра с братом. Кто-то еще – возможно, двоюродные братья и сестры, тетушки, дядюшки, все с бледной кожей и светлыми волосами. У всех на лицах скорбь. Пожилая женщина вытирала глаза серебристым платком, остальные бросали в могилу белые розы.
Нет, это не могло быть правдой. Хотя бы потому, что если это действительно похороны Зака, здесь бы присутствовал весь город. Учителя, одноклассники, десятки скорбящих.
Если только устроить скромные похороны не было решением родителей Зака.
– К тому же Лаолао использовала магию, чтобы скрыть твое тело, помнишь? – добавила Кара. – Они не смогли бы его найти. Кого бы они ни оплакивали – это не ты. Да и это, скорее всего, не они.
«Кого же они тогда хоронят?» – прошептал тихий голос в голове.
– Для похорон не нужно тела, – резко ответил Зак. Плечи у него напряглись, будто оставаться на месте ему стоило больших сил. – Это моя семья, Тан. Не могу видеть их и ничего не сделать.
– Я знаю, но это не они…
– А кто тогда?
Она подняла на него взгляд. Его глаза сверкали от непролитых слез, и в груди у нее распахнулась бездна.
Голоса послышались ближе. За спиной Зака, видимые сквозь его форму, скорбящие отошли от могилы и теперь приближались.
Кара метнулась за дуб, но парень за ней не последовал – повернулся и встал на пути идущих.
Люди приближались, большинство из них шли, опустив взгляды в землю. Мама Зака следовала впереди, тяжело опираясь на мужа.
– Мама, – позвал он, как потерянный мальчик, но она даже не взглянула на него.
Прошла сквозь Зака.
Он стоял, не шевелясь, пока процессия не проследовала мимо, двигаясь через него. Кладбище, полное призраков, проплывающих сквозь друг друга, как фантомные корабли в ночи.
Когда последний человек скрылся за воротами, Зак, кажется, пришел в себя. Он не обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на родственников, а приблизился к надгробию, которое они оставили.
Но Кара рискнула посмотреть назад и видела, как один за другим скорбящие проскальзывали через ворота и исчезали, переставая существовать. Она стиснула зубы, но заставила себя пойти за Заком, встав рядом с ним у мраморного камня с серебряными прожилками.
Она знала, что увидит на надгробии, и все же сердце пропустило пару ударов, когда она прочитала слова.
«Захария Коулсон, – гласила надпись. – Возлюбленный сын и брат». Внизу значились даты его рождения и смерти.
Кара дотронулась до могильной плиты, ожидая, что пальцы пройдут сквозь воздух – но камень был настоящим или, по крайней мере, ощущался таким. Мрамор был холодным и твердым. По рукам у нее побежали мурашки.
– Нам пора, Зак. Время истекает.
Но он не пошевелился и тихо сказал:
– Меня чуть не похоронили, когда мне было пять.
Кара резко взглянула на него, но он смотрел на надгробие, сунув руки в карманы толстовки. Ливень продолжался, капли падали сквозь его плечи – гроза и серебро подчеркивали его призрачность.
– Что случилось? – медленно спросила она, не уверенная, что хочет услышать ответ.
– Когда мне было пять, я замерз насмерть во время метели.
Она молчала некоторое время, пораженная услышанным. Парень сказал об этом буднично, без эмоций.
– Коулсон, – тихо позвала она.
Она думала, что знает о нем все, что возможно знать, но эта трагедия материализовалась, как айсберг из мглы.
Зак пожал плечами, не сводя глаз с мраморной плиты.
– Я мало что помню. Метель была ужасная. Пришла внезапно из ниоткуда. А я был глупым ребенком и потерялся. Моя семья несколько часов не замечала, что меня нет. Врачи говорили, у меня сердце останавливалось четыре раза, пока меня реанимировали. А потом я впал в кому. Чудо, что выжил. – Он поколебался, прежде чем сказал «чудо», словно цитировал кого-то. Словно сам в это до конца не верил. – Родители не думали, что я вернусь, поэтому начали планировать похороны. Я услышал их разговор, когда очнулся в больнице. Они обсуждали, какого цвета должны быть цветы. – Зак поднял букет белых роз, который его семья оставила на могиле. – Видимо, больше мне не придется гадать.
«Это не по-настоящему», – хотела сказать Кара, но прикусила язык. Может, это и не было реальным, но и совсем нереальным не было.
Зак начал обрывать лепестки, один за другим, и те падали на землю, как снег.
– Похоже, я не могу перестать умирать.
Она потянулась, чтобы положить ладонь ему на плечо – но отстранилась, обхватив себя руками. Она не могла расшифровать его эмоции, хотя еще на прошлой неделе не сомневалась, что читает его, как открытую книгу. Но на прошлой неделе она и не думала, что он так же может читать ее. Она ошибалась по обоим пунктам.
Его взгляд был прикован к лепесткам. Он продолжал срывать их один за другим, но его мысли витали где-то далеко.
– Поначалу все было нормально. Крохотные снежинки. Но они все падали и падали, и стало так холодно… – Зак нахмурился, будто воспоминания причиняли физическую боль. Лепестки опускались на землю. Закончив с одним цветком, он отбрасывал стебель в сторону. – Я кричал, звал, но никто не пришел. И я смотрел, как снег хоронит меня заживо. Через некоторое время уже не чувствовал холода. Это было хуже всего. Онемение, поглотившее меня целиком. Чувствовать, как медленно обращаешься в ничто… – Он поднял голову, посмотрел ей в глаза. Его радужка сверкнула яркой синевой, и от этого взгляда внутри у нее прошел разряд. – Я не могу вернуться туда, – прошептал Зак. Его пальцы замерли. – Не могу.
Кара сморгнула.
– Эй, все хорошо. Ты не…
– Не дай мне там снова оказаться, хорошо? – Он покачал головой. – Пожалуйста. Я не могу. Только не это. Не дай мне…
Он умолял, но она не хотела этого. Только не так.
Теперь Кара знала, как, вероятно, почувствовал себя Зак, когда нашел ее плачущую в тумане. Он был в ужасе, не представляя, что делать, когда человек, которого ты раньше ненавидел больше всех, оказывается сломленным.
Кара шагнула к нему. Зак выглядел так, будто готов сорваться с места, пробежать сквозь ворота, раствориться в ничто. Плечи у него дрожали, тело стало таким прозрачным, что сквозь грудь проступали очертания изумрудных пик кипарисов.
Кара сократила расстояние между ними, потянулась к его лицу. От его кожи исходил призрачный холод, встречаясь с жаром ее ладони. Он сглотнул – дернулся кадык, – но не шелохнулся.
Он был глохнущим двигателем на зимней дороге. Он был стеклом, разбившимся на тысячу прекрасных осколков. Он был трагической случайностью, от которой Кара не могла отвести взгляд, как бы ни старалась.
Неправильно смотреть на него так, когда он уязвим, когда он мерк, когда его
