Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
ворчал Росас, пока по его спине лилась ледяная вода. Затем, приободрившись, он отправился с помощниками заканчивать праздник у доньи Кармен. В отель он вернулся очень поздно и встретил упрямый взгляд Изабель. Росас пытался внушить себе, что это не Изабель, а та, другая, и, расстроенный, лег в постель. Девушка легла рядом, и в комнате словно выросли джунгли, заполонив все пространство лианами и мясистыми листьями. Не осталось места ни для него, ни для его прошлого. Генерал задыхался. «Она занимает всю комнату», – подумал он и в тот момент осознал, что совершил непоправимую ошибку.
Полковник Корона и стенографист ждали указаний. Росас продолжал смотреть на отель. «Там она! – повторил он с яростью. – Когда вернусь, скажу, чтоб уехала, а если возразит, выставлю ее сам… Отвергнутая!» Это слово заставило его улыбнуться. Росас представил лица жителей города, встревоженных новым скандалом, и упрямый взгляд Изабель снова всплыл в его памяти. Нет, Хулию ей не заменить. Имя возлюбленной перенесло генерала в прошлое, полное ванили. Кончиками пальцев он ощущал мягкую кожу Хулии, чувствовал ее аромат, слышал голос, зовущий его. Испуганный воспоминанием, Росас повернулся к Короне.
– Тащи первого из этих идиотов! – приказал он, а мысленно пообещал себе: «Вернусь в отель и выставлю ее!»
Задержанных одного за другим приводили к Росасу. Когда настала очередь отца Бельтрана, генерал улыбнулся. Вид священника в ливрее и полосатых штанах сумасшедшего вызвал у него радость.
– Сеньор, нижнее белье вам выдадут, а эти шмотки останутся на вас, в качестве наказания, – заявил он.
Священник ничего не ответил. Красный от гнева, он подписался под своими показаниями и гордо вышел.
Затем привели Хуана Кариньо. Росас слушал его стоя, будто тот и впрямь был президентом. Сумасшедший выглядел довольным, но, выяснив, что на суд он должен явиться в рясе священника, пришел в ярость.
– Неужели генерал не знает, что с 1857 года существует разделение между церковью и государством?
– Да, сеньор президент, я знаю, – спокойно ответил Росас.
– Тогда как вы смеете превращать прецедент случайной замены одежды в норму? Я протестую против этого произвола! – И Хуан Кариньо приказал стенографисту зафиксировать его протест и незаконные действия своего оппонента, узурпатора Франсиско Росаса.
Когда сумасшедший покинул кабинет, Росас перестал улыбаться. Следующим вошел Николас Монкада. В его присутствии генерал занервничал – Николас был слишком похож на свою сестру.
– Я ухожу… Корона, продолжайте допрос. – Росас встал и вышел на улицу.
Там он не знал, куда себя деть. Несколько раз обошел площадь и вернулся в штаб. Один из его помощников отправился в отель за едой, и Росас поел в одиночестве, подальше от суеты военных. Когда пришел черед пить кофе, к нему присоединился Корона.
– Что он сказал? – спросил Росас, избегая называть брата Изабель по имени.
– Все! – ответил Корона с удовлетворением.
– Знает ли он про своего братца и сестру?
– Мне кажется, да, но строит из себя мужчину.
– Все женщины – шлюхи! – заявил Росас с внезапным гневом.
Корона с ним согласился.
– Все… – И он закурил, сделав долгую затяжку.
X
Днем в городе открылись магазины, и жители вышли из домов, радуясь солнцу и возможности повидаться с друзьями. А ночью Икстепек снова забурлил. До соседних городов долетели слухи, что «в Икстепеке восстание», и в субботу торговцы не спустились с гор. Воскресенье мы провели в пустоте. Зеваки кружили вокруг отеля, чтобы увидеть Изабель, непокорную дочь, но девушка пряталась за шторами. Пленников держали в штабе Росаса, и мы тщетно пытались получить о них хоть весточку: военные отказывались что-либо сообщать. В понедельник по всем улицам расклеили объявления с именами обвиняемых в подготовке мятежа, государственной измене и убийствах, под ними стояли имена генерала Росаса и городского главы, а также суровая подпись: «Избраны на основании действующего законодательства; без перевыборов».
И вот мы вернулись к темным дням. Смертельные игры продолжались: доносчики и военные плели интриги и сеяли смерть. Я с печалью наблюдал за ними. Как мне хотелось перенести их в мои воспоминания, чтобы они увидели там тех, кто жил и умер до них. Те поколения тоже плакали и заливались кровью, но от них не осталось и следа. Запутавшись в себе, мои люди не знали – мало одной жизни, чтобы открыть все оттенки мяты, все огни ночи и все цвета, из которых состоит мир. Одно поколение сменяет другое, и каждое повторяет ошибки предыдущего. Только в момент смерти к ним приходит понимание, что они могли мечтать и видеть мир по-своему. Они осознают, что когда-то могли путешествовать, глядя на неподвижные деревья и звезды, что когда-то помнили язык зверей и видели города глазами птиц. На несколько секунд они возвращаются к мгновениям, хранящим их детство и запах трав, но уже поздно, и надо прощаться, и они понимают, что где-то в уголке осталась их непрожитая жизнь. И взорам их предстают мрачные пейзажи, возникшие из сомнений, пересудов, споров и преступлений. И уходят они, изумленные картиной времени, из которого состояла их жизнь. И приходят новые поколения, чтобы повторить точно такие же действия и испытать точно такое же изумление. Я буду видеть их сквозь века, до того самого дня, когда от меня не останется даже горстки пыли и люди не вспомнят, что когда-то я был Икстепеком.
Праздник у доньи Кармен разрушил чары отеля «Хардин», и его обитатели перестали нас манить. Изабель забралась в самое сердце тайны, чтобы победить пришельцев, оказавшихся такими же уязвимыми, как и мы. Или чтобы решить нашу судьбу. Ее имя стерло воспоминания о Хулии, а ее фигура в окне за шторами стала единственной загадкой Икстепека. Избранный круг офицеров и их любовниц распался. Скучающая солдатня с презрением судачила о начальстве и их пассиях: «И что же они так носятся с этими женщинами?» И равнодушно наблюдала за теми и за другими. Любовницы уже не вызывали зависти. Невидимое присутствие Изабель делало остальных статистками в драме, в которой они не желали участвовать. Бывшие фаворитки Икстепека знали, что «она» здесь, и это убивало в них всякое желание приводить себя в порядок. Они позволяли себе ходить небрежно одетыми, без краски и с тусклым взглядом.
– Грех, повсюду один грех! – повторяли они.
Почему Изабель оставалась с генералом, зная об участи, постигшей ее братьев? Она вызывала у нас страх. Мы ее избегали. Она и сама ни с кем не разговаривала. Уединялась в своей комнате – и только вечером выходила оттуда и запиралась в ванной. Слуги слышали плеск воды, а любовницы, желая поглазеть на нее хотя бы издалека, подглядывали, как
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
