class="p1">То есть вообще ничего не соблюдает и черт знает что делает.
А я в новом «дутике», ужасно скользком.
При очередном повороте я соскальзываю с сиденья, совершаю кульбит отчаянья и падаю на ступеньки лесенки, ведущей к выходу, причем делаю это очень нелепо и комично – ноги вверх, юбка задирается, все видать.
Встаю, отряхиваюсь.
На лицах у едущей напротив пары – напряженное, трепещущее страдание удерживаемого смеха.
Тут звонит по мобильнику мама: мол, где ты, и чего не берешь трубку?
Я говорю, звоном и весельем голоса компенсируя боль и унижение от падения:
– Мамочка, я в маршрутке, только что был неловкий поворот, и я упала, просто как мешок с говном.
Тут супружеская пара утрачивает контроль за лицами и громко, оглушительно хохочет, всхлипывая….
Я люблю смеющихся над упавшей Фатой-Морганой людей.
Мы знакомимся.
Его зовут Игорь, а ее – Настя.
Хохочем вместе.
Несчастлив только Толкунбек.
Он несколько раз повторяет:
– Что за шайтан меня дернул так повернуть? Катерину уронил! Себя опозорил! Простите меня, Катерина!
Я его прощаю, а мы с обхохотавшей меня парой выходим и погружаемся в метро.
Проходит еще полгода.
Моя дочь Лиза на день рожденья получает с утра таинственный звонок по телефону: мол, вам доставлена посылка.
Она бежит к подъезду, а там огромный букет роз и коробка конфет «Рафаэлло».
Кто принес, от кого – неизвестно…
Лиза ложится спать дальше.
Через полчаса и я выезжаю на работу.
На остановке обнаруживаю внезапно Лизиного однокурсника, который врет, что оказался тут по делам.
Толкунбек, который везет нас, помалкивает всю дорогу.
Но когда я выхожу, тихо говорит:
– Она его не любит.
Да я и сама знаю… Она любит другого.
Но он мудрый – этот Толкунбек…
Еще через полгода разгорается воистину масленичная сцена на Щелковской площади.
Помимо гастарбайтеров-марштрутчиков около метро есть и гастарбайтеры-зазывалы.
Они, молодые совсем мальчонки, орут противными, но оптимистичными голосами:
– Камчатская – Байкальская – Уссурийская! Садыс!
– Алтайская – Хабаровская – Сахалинская! Зализай!
– Ты чо клиэнт у меня отнимаешь?
– А ты чо? Кому нужна твоя Курганская – Новосибирская?
– А кому твоя Амурская – Иркутская?
– Ишь, понаехали!
– Сам – понаехали!
Я, как-то ожидая маршрутку, зазывал тоже выучила и по голосам, и по именам. Наши были Долдош и Сыйбек.
Но как-то раз я приехала на Щелковскую так поздно, что, кроме как на такси, ни на что рассчитывать не могла.
Но вдруг оказалось, что маршрутка Тимура, или Толкунбека, стоит тут, схоронившись за ларьком «Крошка-картошка». Я ее уже признала, знакомую, и, счастливая, села в нее, сняла туфли и положила брючные ноги на противоположное сиденье.
Дальше: Толкунбек деликатно вошел в салон и сказал:
– У меня уже не рабочее время!
Я виновато сняла ноги с сиденья и надела туфли.
– Но вы не возражаете, если я сначала развезу по домам всех этих: Уральская – Байкальская (то есть Долдоша и Сыйбека), а потом отвезу вас, Катерина, прямо до дверей вашей квартиры?
Естественно! Конечно, я согласилась. Прямо до дверей-то – кто ж не рад…
Потом прошло много времени.
Я перестала бывать в дружелюбном Гольяновском арондисмане, переехала, много воды утекло, но вот я снова поехала туда, в свою покинутую любимую мастерскую, – побыть одной, отдохнуть от всего, поспать. Была несчастная, разбитая и усталая.
Когда села в маршрутку – вообще не заметила, кто у руля. Просто передала тридцать рублей и погрузилась в книжку…
Книжка была хорошая, но сладкий и желанный сон подбирался ко мне еще давно, в метро, и тут, дождавшись, когда я сяду, овладел мною.
Проснулась я от голоса:
– Катерина! Пора вставать!
Ошалело открыла глаза.
Маршрутка стояла прямо у моего подъезда.
Шорох лип, красота, тишина, кошки.
Я выскочила на асфальт.
Маршрутка, Толкунбек, ночь, я.
Надо пригласить к себе?
Наверное, надо.
Главное как предложить ему выпить ведь у меня ничего нет ах выпить он и не согласится он же за рулем ох а чего ж я ему предложу у меня и еды-то там нет сто лет тут не была и вообще но он такой молодец привез меня одну прямо к дому а как же это он привез-то да просто всех тогда развозил и запомнил а может он это нет он хороший козлодранием занимается а чего он смотрит-то так блин влипла я почему-то я нравлюсь только пожилым филологам писателям и гастарбайтерам один мне даже эсэмэску написал я вас влубилса и фигура ваш понравилса и карактир с тех пор все друзья мне говорят курица вы катечка и карактир но этот хорош козлодрание опять же налью ему чаю чай-то точно ест и он ничему не повредит и в конце концов да я сама ужасно хочу выпить чаю да…
– Может, чайку? – наконец спросила я, опомнившись.
Толкунбек молчаливо пережидал мой внутренний монолог, но тут просиял, вздребегнулся, сопритюкнулся, как пишет драматург Петрушевская, и заголосил:
– Что вы? Что вы? Никакого чая, спешу, машина сдавать, время мало! Удачи вам! Удачи вам! Удачи вам!
Одним махом, как в седло киргизского скакуна, взметнулся на сиденье.
И фары его полоснули по двору, озарили наш прекрасный арондисман – и потонули во мраке улицы Алтайской.
Муса и Нетребко
Еще в копилку о таксистах.
Выхожу под многоголосое мурлыканье автомата:
«Вас ожидает – ЖЕЛТЫЙ – хюндай солярис – номер такой-то» (на пяти разных тонах, как у китайцев).
Дядька за рулем улыбается во весь золотой рот.
– Как я рад вас видеть!
– Вы разве меня знаете?
– Я о вас всегда мечтал!
– Ну, спасибо. Поедем?
– Поедем. Сейчас я музыка вам вклучу!
– Ой, может, не надо?
– Вы что? Вы даже не знаете – какой музыка!
– Какой?
– Я, уважаемая, из Баку. У нас есть такой певец великий – забыл как фамилия…
– Магомаев?
– Магомаев тоже. Юсиф Эйвазов! Он недавно на русский женщина женилса. Анна Нерарепка! Знаете ее?
– Знаю. Нетребко.
– Вот! А вы слушать не хотите! Вы пристегивайтесь, Катерина, а я вам буду вклучать.
Тюкает в планшет. Черный экран с ползущим ртутным столбиком нашего продвижения и голосом навигаторши пропадает.
– А как же яндекс Оксана?
– Забили на яндекс Оксану. Я вас так прокачу под Юсифа и Анну – не пожалеете! Куда ехать?
Я объясняю, а «ютьюбик» пока грузится.
Потом ехали час. Посмотрели около десяти видео с Юсифом и Анной, разных стилей – от Манон Леско до вечера Игоря Крутого.
Водитель плакал, вытирал глаза.
Я сама увлеклась. Говорю:
– А «майне липпен зи кюссен зо хайс» знаете?
– Это что?
– Ну, где она
