положительные стороны.
Но то был ложный ориентир. Всё посыпалось, когда ушла любовь. Пропала мотивация развиваться дальше, — а вот давящая рутина осталась. Не исключено, что и Айштера разочаруется в стезе авантюриста. Ей ведь двигало стремление помогать другим, а это можно делать и без того, чтобы следовать по тропе, проложенной для неё матерью.
После пары секунд размышлений лицо Айштеры прояснилось. Она улыбнулась, на сей раз искренне.
— Кажется, я поняла. Свет, что мы ищем, свет, что пьянит и наполняет счастьем, — ярче всего он сияет, окружённый непроглядной темнотой. Верно?
Звучало как религиозное нравоучение, а не жизненный совет.
Да и пусть переиначивает на свой лад. Главное, чтобы больше не грустила.
Я не удержался и погладил фелину по голове, прошёлся по копне вихрастых рыжих волос, потрепал ушки, упругие, мягкие, прохладные у кончиков. Наполовину ожидал, что Айштера скинет руку, вцепится в запястье острыми зубами, но нет — неожиданную ласку она приняла, прикрыла глаза и подалась навстречу. Я приобнял фелину, ощущая доверчивую хрупкость её тела. Она обвила меня своим длинным хвостом, и его кончик устроился на моих коленях. На душе стало тепло и спокойно.
Так мы и сидели, наблюдая за пляской пламени, погружённые в очарование мгновенья, пока не вернулась Энель.
Глава 26
Утром посетила внезапная мысль, что титул В гуще событий давно не давал о себе знать.
Механика его срабатывания по-прежнему была неизвестна. Обязательно ли он подкидывал неприятностей (и если да, то как часто), или же просто увеличивал шанс на то, что случится что-нибудь необыкновенное?
Наша группа двигалась по глухомани уже целую неделю, и ничего особенного за это время так и не произошло. Айштере такое спокойствие казалось скучным, её молодой ум требовал приключений.
Я же получил возможность отдохнуть — по сути, впервые с того момента, как попал на Эксдилику. Правда, это была сомнительная точка отсчёта, ведь и на Земле я пахал без отпусков: сначала потому, что верил — так будет лучше для семьи, а затем… затем меня подхватил бурный поток. Преследовало вечное ощущение, что если я хоть на секунду дам слабину, то всё построенное тяжким трудом непременно развалится и я останусь ни с чем.
Лишь со смертью пришло осознание, что я сам навязал себе беспрестанную беготню в хомячьем колесе обязательств и ложных представлений о жизни. После встречи с Эмилией я словно сбросил с себя тяжкое ярмо, клонившее к земле, задышал полной грудью. Пусть магия пока недоступна мне, я видел перед собой цель; она манила, далёкая, но прекрасная.
День начался непримечательно: проснулись, позавтракали, свернули лагерь. Вчера пересекли узкую равнину, с одного бока подпёртую рекой, и выбрались к заросшим сопкам, а сегодня… сегодня должны были обогнуть их и направиться к северной низине, откуда рукой подать до западного тракта.
Но стоило Энель подобраться к ближнему холму, как она насторожилась, застыла, прислушиваясь к чему-то, что слышала лишь она. Айштера поймала мой взгляд и тоже навострила уши, однако спустя полминуты бессильно пожала плечами.
— Ничего необычного не слышу, — пробормотала она. Энель хмыкнула:
— Потому что слух тут ни при чём. Рассеянная мана ведёт себя необычно, не замечаешь?
Фелина честно попыталась, однако была вынуждена признать, что её природных способностей и скромной магической подготовки для этого недостаточно. Как и ожидалось, Энель приняла это за комплимент своим талантам, однако быстро посерьёзнела и сказала:
— Структура рассеянной маны слишком упорядочена. Не настолько, чтобы считать её чьей-то собственной, но что, если… её кто-то выпускает? Распыляет? Но для чего?
Я активировал Истинное Зрение и увидел, что вокруг ашуры вспыхивают изумрудные всполохи. На моих глазах Энель подняла ладонь, и над ней расцвёл пламенный цветок, насыщенно-зелёный, с дрожащими переменчивыми лепестками. Над ним завихрилась сероватая хмарь, потянулась к центру цветка тонким жгутиком.
Не прошло и пяти секунд, как ашура встряхнула рукой, развеяв волшебство. Она слегка побледнела, прижала руки к груди и согнулась. Дыхание с шумом вырывалось у неё из груди. Я подбежал к ней и услышал:
— Со мной всё… в порядке. Не трогай… не трогай. Дай прийти в себя.
Её мелко трясло, как в лихорадке. Я постоял рядом, как полный дурак, не зная, что делать, и плюнул на предостережение. Присев, успокаивающе погладил по спине, потянулся, чтобы усадить рядом, — и остановился, когда увидел ярость в янтарных глазах.
На мгновение показалось, что Энель набросится на меня и перегрызёт горло. Было в её взгляде что-то от ягуара, почуявшего вторжение на его территорию. Девушка моргнула, и иллюзия пропала.
Энель стряхнула мою ладонь и разогнулась. В уголках глаз блестели слезинки.
— Сказала же — не трогай. Зачем полез?
— Может, и не полез бы, если бы ты объяснила, что собираешься делать и какими будут последствия.
— Впитала немного рассеянной маны. Делать это, когда полно собственной, крайне… не рекомендуется. И пока дикая мана не усвоена аурой, любое вмешательство извне может дестабилизировать её и ударить по остальному тонкому телу. А оно у меня и так не в лучшей форме.
Энель поправила каштановую чёлку, стерев со лба капли пота.
— Прости, виноват, — искренне сказал я. — Но чего ты добивалась?
— Это странная мана. Словно кто-то выпустил собственную ману в окружающий мир. Я решила проверить, попробовать на вкус. Обычно собственная мана быстро распадается и превращается в дикую, но тут — частичное сохранение отпечатка. Магический фон у этого холма выше, чем у окрестных. И мана будто зазывает к нему, завлекает, обещает — но что именно, я не распознала. Слишком тонко вплетено в общую канву, слишком слаб призыв
К нам подошла Айштера, нарочито топая. Об этом её попросил я. Обычно фелины двигались бесшумно, и я постоянно вздрагивал, а то и подпрыгивал от неожиданности, когда находил её у себя за спиной.
Фелины слышали сородичей без проблем, да и у Энель с обнаружением Айштеры не возникало трудностей. А вот ущербные человеческие уши тихой кошачьей поступи не улавливали. Возможно, это мог исправить навык Острый Слух, однако покупать его за очки опыта не хотелось.
— Получается, поблизости подземелье? — предположила Айштера.
Я подавил желание шлёпнуть себя по лбу. Ну конечно, такое поведение рассеянной магии отлично ложилось на то, что Айштера рассказывала о подземельях!
Энель же слова фелины застали врасплох. Она ведь обычно не прислушивалась к вечерней болтовне у костра… А именно во время таких посиделок я выудил из Айштеры всё, что ей было известно о них.
Первое подземелье заметили в эпоху Помрачения. Их создание приписывали каверзам Апостолов Ночи, которые неустанно вредили
