17
— Ночи в степях холодные. Вдруг замёрзнешь?
Заботливо поправляю бурку на плечах Толстого. Тот вращает безумными глазами, жалобно мычит, пытаясь, что-то сказать. Или просто хочет заорать, но сил уже нет. Ещё рот связан. И попробуйте вести беседы, когда вы сидите на колу.
Ага, именно так. Картина неприятная, но я обязан отреагировать на покушение и слишком длинный язык дворянина. Времена сейчас такие. Проявишь слабость, и тебя собственное окружение перестанет уважать. И не мешает нагнать жути на бояр, дабы они перестали наглеть. У нас теперь самодержавие во всей своей красе.
По возвращении в лагерь я не стал тянуть и быстро провёл следственные действия. Факт предательства, выраженный в затяжке отправки помощи и отвода войск на несогласованные позиции, даже доказывать не пришлось. Остальное дело техники. Вернее, таланта Башмакова распутывать преступления, и умений палача.
В следственные мероприятия я не вмешивался, переложив всё на подчинённых. Депутация вельмож, состоящая из персон, избежавших ареста, отправилась восвояси. Думцы и прочая знать ещё не знали о казни едичкульцев. Потому и бросились жаловаться, а по сути, давить на меня, по старой памяти. Не успел я вернуться и слезть с коня, как налетели стаей. Это было ошибкой.
Каково было удивление высокопоставленных рож, когда их отправили лесом, причём в грубой форме. Народ малость оторопел, но выполнил пожелание монарха. Позже до лагеря дошли подробности нашей вылазки, и меня оставили в покое. Оно и к лучшему. Можно было нарваться на более резкую реакцию с моей стороны. Я устал как собака, ещё и организм начал барахлить, поэтому с трудом сдерживал раздражение. Для вчерашнего инвалида такие энергозатратные марши даром не проходят. Всё-таки в общей сложности более двухсот пятидесяти вёрст за неделю. Добавьте моральное потрясение, от которого мне долго отходить.
Два дня после возвращения я отсыпался, отъедался и лечился. Келлерман с Саввой, смазывая мои синяки и порезы, заодно зафиксировали запястье повязкой с дощечкой. Было подозрение на трещину, но скорее это сильный вывих после падения с коня. Представляете, я чуть не убился на ровном месте. Вот было бы смеху сломать шею после столь жесточайших испытаний. Судьба любит пошутить, когда считаешь, что ухватил её за хвост.
После отдыха настало время допроса Толстого. Самое забавное, что вопрос его взаимоотношений с Марфой не поднимался. Сразу после ареста невезучего убийцы, Федька Апраксин попросил поговорить без свидетелей. И рассказал, что до решения выдать сестру замуж, родители пообещали её Петьке. Тот был буквально одержим юной дворянкой. Но затем подвернулся шанс возвысить род, выдав девицу за царя. Кто же устоит перед таким соблазном? Естественно, что на чувства молодых людей наплевали с высокой колокольни.
Рында предложил лично отвезти сестрёнку в монастырь, дабы наказать за глупость и загладить позор. Не знаю, заботился ли Федя о семье? Может, дурную девку уже списали, но задумали сохранить место семьи у трона. Ведь два брата Апраксиных тоже поступили на военную службу. А старший — Пётр отлично проявил себя в составе драгунского отряда, преследовавшего едичкульцев. По словам знающих офицеров, у молодого капитана неплохой потенциал.
Но меня больше интересовали подробности прошлогоднего бунта. Тогда Толстому удалось оправдаться, хотя именно он был послан Милославским подстрекать стрельцов. После допроса с пристрастием удалось получить немало информации. Петя оказался слабаком и расклеился сразу после начала пыток. Только полученная информация многого не прояснила. Умные манипуляторы использовали товарища втёмную, выделив ему роль обычного боевика.
Новых имён и деталей он не назвал, хотя подтвердил мои подозрения. Что касается бунта, то Пётр действительно неплохо в нём замарался, возглавив убийство князей Долгоруковых. Я потому и приказал посадить его на кол. Заслужил, гадёныш!
Также всплыли некоторые подробности деятельности Ивана Милославского и князя Хованского, отправленных в монастырь. Думаю, по возвращении двух монахов придётся устранить. Ещё и Гаврилов докладывал, что заключённые, в том числе находящиеся в ссылке, проявляют излишнюю активность.
А вообще, мерзко! Вроде благостная с виду картина жизни русского общества, изнутри просто сгнила. У нас хуже, чем в Европе, там тоже чудес хватает. Властные же группировки воюют везде, то дело житейское. Но уж больно подозрительные события предшествовали Стрелецкому бунту. Я про неожиданную смерть цесаревича Алексея, скончавшегося в возрасте пятнадцати лет. При этом не могу вспомнить, чтобы Федин брат болел. Ещё более странной выглядит смерть отца, отличавшегося лошадиным здоровьем. Алексей Михайлович не пил, был умерен в еде, мог молиться часами напролёт, отбивая тысячи поклонов, и любил соколиную охоту. То есть двигался и себя тело не запускал. К тому же царь отличался спокойным нравом и особо не злился, нервы у него были в порядке. Хотя мог огреть посохом неугодного боярина. Ивашка Милославский не даст соврать. И вдруг сорокасемилетний мужчина в самом расцвете сил, никогда не жаловавшийся на здоровье, умирает от сердечного приступа. Потом начинают травить Фёдора, что уже доказано, а затем бунт.
По-честному надо хорошенько проредить знатные роды, кто даже гипотетически замешан в заговоре. Признаюсь, такие мысли не отпускают меня последние три дня. Но в стране катастрофическая нехватка грамотных людей и достаточно жёсткое сословное общество. Можно выдвинуть незнатных людей, посадив их на важные места, и теоретически они справятся. Только делать это придётся постепенно, дабы избежать интриг недовольных бояр. И всё равно данный путь опасен. Ведь даже многих ближников и союзников напугает бездоказательная расправа над знатью. Мол, если царь казнил самых родовитых, выдвинув нас, то кто помешает ему устранить не оправдавших доверие дворян?
Поэтому спешить не будем. И Черкасского со товарищи вскоре ждёт суд, куда я решил допустить наиболее авторитетных вельмож. А вот Толстой — это моё личное дело. За Петьку даже никто не думал заступаться. И правильно сделал.
Я же решил не медлить и приказал посадить преступника на кол. Заодно посетил мероприятие. Для меня казнь стала чем-то вроде релаксации, как бы странно это ни звучало. Смотришь на муки врага, и на душе аж теплеет. Дабы немного потроллить окружающих, по моему приказу на Толстого надели бурку. Помнится, именно так первый русский император развлекался с любовником бывшей жены[1]. Однако потомки назвали его великим, не обращая внимания на чудовищные поступки. Чем я хуже?
— Прибыл подполковник Лефорт. Просит принять, — Дунин вывел меня из размышлений.
Савва от созерцания экзекуции отказался, а вот Иван подобных зрелищ не чурается. Поэтому именно он сегодня выполняет обязанности моего адъютанта.
— Зови.
Швейцарец осунулся и загорел. Но вид имел бравый, успел почистить костюм и с ботфортами, а глаза подполковника сияли от предвкушения. Понятно, что
