взгляд на лице мужа, по его выражению пытаясь угадать мысли Фернандо.
– Будьте любезны пояснить, что именно стало причиной вашего недовольства.
– Вы уже забыли? Или вы не находите ничего предосудительного в том, что себе позволяет Эдуардо Абреу? Около месяца тому назад на балу вы говорили с ним в такой манере, что это стало темой для шуток Морейры. Тогда я оставил безнаказанной дерзость этого фата, чтобы не устраивать сцены.
– Это было в тот вечер, когда я и Абреу танцевали вальс?
– Да, но на этом вы не остановились. Вы зашли еще дальше: пригласили этого молодого человека сюда и в отсутствие своего мужа уединились с ним для частной беседы, за которой я вас застал!
– Это все?
– Полагаю, этого вполне достаточно.
– В таком случае теперь настала моя очередь вам ответить. Как я уже вам говорила, я не обязана давать вам отчета в своих действиях, этого от меня мог бы потребовать только тот мужчина, которого бы я любила. Однако представим на мгновение, что этот мужчина – вы; соображение абсурдное, и я делаю его исключительно для примера…
– О! Должно быть, вам кажется, что я Отелло! – сказал Фернандо насмешливо.
– Вовсе нет; и ревность, и жестокость Отелло объяснимы: он любил, и притом страстно. Вас же не волнует ничего, кроме соблюдения приличий.
Оскорбленный сарказмом Аурелии, на который он не мог ответить, Фернандо, видя, какое ликование она испытывает, торжествуя над ним и унижая его, хотел признаться ей в своей пылкой любви, чтобы заставить ее упасть к его ногам.
VIII
Рассматривая белые бархатистые лепестки гардении, Аурелия продолжила:
– Женщине всегда нужна опора. Счастлива та, кто живет под сенью материнской заботы, а затем – под покровительством святой любви. Любви, чистой и нежной, как эти цветы. Мне такое счастье неведомо. Я осталась на свете одна, без защиты и поддержки; мне не у кого просить совета, никто не поможет мне выбрать нужный путь, я вынуждена идти по жизни сама, один на один с неизведанным миром. С юных лет я своими глазами видела, что такое клевета, подлость и низменные страсти; я привыкла противостоять обществу, которое внушает мне ужас; от его пороков меня спасает гордость, поскольку ни мать, ни муж неспособны меня защитить.
Эти слова, произнесенные с неподдельной печалью, тронули Сейшаса, заставив его забыть обо всех огорчениях.
– Когда я была совсем юной и жила вместе с матерью, единственным мужчиной, с которым я оставалась наедине, был тот, кого я любила; но он бросил меня ради другой женщины, или по иной причине; и решил связать свою жизнь с чужой невестой. Затем, когда я осталась одна на свете, пожилая родственница стала моей компаньонкой, любезной и внимательной, рядом с которой я все же чувствовала себя еще более одинокой; тогда этот находчивый мужчина быстро поменял одну невесту на другую и женился на мне без зазрений совести. – Аурелия посмотрела мужу в лицо. – Признайте, что совесть этого сеньора, а также страх перед осуждением со стороны общества проснулись в нем слишком поздно!
– Мои претензии связаны с моим нынешним положением.
– Вы вновь ошибаетесь. Ваше положение накладывает ряд обязательств, но не дает вам никаких прав. Вы говорили мне о своей чести. Полагаю, что честь хранима в сердце. Что же стало с вашей, когда вы свое сердце продали? Если у вас и была честь, во что мне хочется верить, теперь она принадлежит мне, и я могу распоряжаться ею по своему усмотрению.
– Таким образом, вы считаете, что не обязаны соблюдать принятых в свете правил?
– Я ничем не обязана и ничего не должна ни вам, ни свету; все, что я получаю от вас и от общества – это почести, воздаваемые моему богатству, почести, которые я оплачиваю роскошью и расточительством. Я принадлежу самой себе и намереваюсь наслаждаться независимостью, в своих поступках руководствуясь исключительно собственными предпочтениями. Это единственное удовольствие, которое осталось мне в моей разрушенной жизни; я имею на него право и не позволю свету у меня его отобрать.
– Благодарю вас за то, что рассеяли мои иллюзии. Я полагал, что, пожертвовав свободой, сохранил свое честное имя, и не рассчитывал на то, что на меня будут показывать пальцем как на недостойного человека; вы на этот счет иного мнения; думаю, это противоречие только к лучшему, оно дает нам еще один повод выйти из положения, в котором мы находимся уже слишком долго и которое никому из нас не делает чести.
– Особенно тому, кто, заключив брак по расчету и связав свою жизнь с одной женщиной, хранит подарки от другой!
Сейшас вопросительно посмотрел на супругу.
– Я никогда не допускала мысли о том, что купила вашу любовь, и не рассчитывала на верность, в которой вы мне клялись; но ждала от вас хотя бы деловой порядочности, которая не позволяет после продажи подменять один товар другим.
Сейшас не понял аллюзии, смысл которой стал ясен ему позднее, когда он вошел в свой кабинет и обратил внимание на обрывки, оставшиеся от подарка Аделаиды.
Когда же он услышал слова Аурелии, он хотел попросить у нее объяснений, но не сделал этого, поскольку заметил направлявшегося к ним слугу.
– Госпожа, вас ожидает сеньор Эдуардо Абреу. Он желает поговорить с вами.
– Хорошо! – сказала Аурелия, жестом показывая слуге, что он может идти.
– Вы не вправе принимать этого мужчину! – воскликнул Сейшас, как только он и Аурелия остались наедине.
– Я не намеревалась этого делать; однако ваше недоверие ко мне вынудило меня изменить свое решение, – холодно ответила Аурелия.
– В таком случае да будет вам известно, что сегодня я встретил его на улице и, отказав ему в приветствии, повернулся к нему спиной.
– Для меня это еще один повод принять его. Я должна убедить его, что во время вашей встречи произошло всего-навсего недоразумение, чтобы он не думал, что у вас есть подозрения, оскорбительные для меня.
Аурелия взяла мужа под руку и вместе с ним направилась в малую гостиную, где ее ждал Эдуардо Абреу.
Двое мужчин поприветствовали друг друга сухо и подчеркнуто вежливо, после чего Сейшас подошел к окну и встал рядом с доной Фирминой, оставляя Аурелию наедине с ее гостем.
– Прошу простить меня за этот неожиданный визит, но я должен был прийти, чтобы восстановить справедливость. Сегодня я опроверг гнусный намек, сделанный одним легкомысленным человеком, а немногим позже, при встрече с сеньором Сейшасом, заметил разительную перемену в его обращении ко мне.
– Должно быть, произошло какое-то недоразумение.
– Меня огорчает мысль, что, сам того не желая, я стал поводом для подозрений, поэтому, несмотря на ваше обещание о том, что поддержка, которую вы мне оказали, навсегда останется в тайне, я вынужден сам рассказать вашему мужу, сколь многим вам обязан, чтобы он мог убедиться, как благородна ваша душа.
– Вы не должны делать этого признания – им вы нанесете серьезное оскорбление моей чести. Кроме того, ваше свидетельство излишне, поскольку мой муж и так относится ко мне с должным уважением, на которое неспособны повлиять нападки клеветников. Если бы мне нужно было оправдываться перед ним, я уже не состояла бы в браке. Доверие – вот основа любви и семейного счастья, не так ли? Поэтому будьте спокойны, ваша тайна никоим образом не отразилась на нашем счастье.
Эти слова прозвучали так искренне, что Абреу поверил Аурелии и убедился в том, что его опасения напрасны.
Тем временем Сейшас погрузился в раздумья. Он готовился принять решение, которое коренным образом должно было изменить его жизнь, поэтому мучавшие его подозрения теперь показались ему нелепыми. Они были сродни ревности, которой, как он сам считал, он никогда не испытывал. Сделав над собой усилие, Сейшас подошел к Абреу и в обычной для него любезной манере
