class="p1">— Чего я там не видела! — огрызнулась Люська.
— Давай не разговаривай! — Дзакоев обрадовался случаю на ком-нибудь сорвать злость. Грубо схватив старуху за шиворот, втащил в коридор. Тщательно запер входную дверь.
— Где он живет? — спросил Макруша.
— Вон. Да какого черта ты ко мне привязался?!
Не слушая, Макруша вошел в указанную Люськой комнату.
— Ишь! Устроила, как в «гранд-отеле».
Оглядывался острыми ничего не упускающими глазками.
— Погоди, а это что? — Увидел забытую Любой большую дамскую сумку с разной мелочью, которую она брала в больницу. — Откуда сумка бабья?
Люська молчала. Ненавидяще глядела на Макрушу.
Макруша опрокинул сумку над столом. Выпала книга в ветхом кожаном переплете. Макруша взял ее, раскрыл на первой странице. Быстро повернулся к Дзакоеву.
— Слушай, тут что-то нечисто. Книга-то девки, которую «крестили»! Библия старая, ей Крыжов подарил. Вот и роспись на странице — девкина.
Еще раз посмотрел на книгу, на остальное содержимое сумки: мыло, зубная паста, флакон одеколона.
Подошел к Люське, молчаливо стоящей у двери. Сказал спокойно, однако таким тоном, что у Люськи похолодело сердце:
— Рассказывай!
«Пропала я, — думала Люська. — Вот она, смертушка моя. Сколько раз встречались, а все равно страшно».
Она ошибалась. Правда, смерть ее была недалека, но последние минуты женщины еще не наступили.
— Поди-ка ты, мальчиша, к чертям, — как могла спокойнее ответила Люська. — Ваших дел я не знаю и знать не хочу. Что ты мне поручал, за то в ответе. Остальное меня не касаемо.
— Не крути! — Самое страшное заключалось в том, что Макруша говорил тихо, ровно. Начни он нервничать, ругаться, Люська чувствовала бы себя увереннее. — Мы тебя не дурнее. Он тут был, девка была, как нас завидели, так сбежали.
— Не торопись, — тоже спокойно вставил Дзакоев. — Надо глянуть, может, они еще здесь. Ты старуху держи, я проверю.
За окном стемнело. Дзакоев отправился на кухню, нашел свечу. Со свечой облазил убогое Люськино жилье. Ничего не нашел. Наткнулся на ход в подвал. Спустился туда.
— Понятно, — сказал Дзакоев, вернувшись из подвала, отряхивая выпачканный пылью костюм. Свечу потушил, бросил на стол, спички машинально сунул в карман. — Из подвала ход в катакомбы, они туда полезли.
— Что же делать? — угрюмо спросил Макруша.
— Ничего, — невозмутимо ответил Дзакоев. — Сколько они там просидят? Час, два… В конце концов вылезут. Мы пока со старухой побеседуем… Ну, ты! Говори, зачем девку тайно из больницы взяли? Чего от нас прячется?
— Никаких ваших дел я не знаю и знать не хочу, — твердила свое Люська. — Была девка или нет, откуда ее взяли, меня не касаемо. Отвяжитесь!
— Нет, — зловеще-ласково возразил Дзакоев. — Быстро мы не отвяжемся. Ты у меня заговоришь, я не с такими дело имел.
Повернулся к Макруше:
— В сорок третьем году наш батальон на карательную акцию против греков послали. Вот там было!.. Грудных пацанов самому живьем в огонь бросать приходилось…
Говорил, не жалея о прошлом и не хвастаясь, а просто так — довелось вспомнить к случаю.
Люська поняла настоящее обличье Дзакоева. Ненависть, презрение заглушили в ней страх, жажду жизни — все остальные чувства.
— Вот ты какой! — В голосе старухи звучало столько гнева, что Дзакоев невольно вздрогнул. Сделал усилие, овладел собою. — Младенцев в огонь кидал! Не боюсь, не боюсь! Вот тебе, тьфу! — плюнула Дзакоеву в физиономию.
Тонкие усики задергались в остервенелой гримасе. Рот щерился, обнажая мелкие острые зубы.
— Сразу умереть хочешь? Н-е-ет, мне эти фортели знакомы. Не выйдет. Я прежде из тебя все жилы вытяну.
Макруша, со злобным удовольствием наблюдавший жуткую сцену, посоветовал:
— Рот ей заткни.
— Как же она говорить будет? — деловито возразил Дзакоев. — Она у нас заговорит, будь уверен.
Крепко схватил старую женщину за запястье. Выворачивал ей руку.
— Где Калмыков? Почему от нас прячется.
Лицо старухи покрылось испариной. Оно глухо застонала от боли. Вскрикнула.
— Дальше хуже будет, — предупредил Дзакоев.
— Не боюсь! Не боюсь, — хрипела жертва.
Макруша вскочил, побледнел. В дверь постучали — негромко, вежливо и настойчиво.
На долю секунды Дзакоев растерялся. Вернее не растерялся, а просто ослабил пальцы, держащие Люськино запястье. Она рванулась, крикнула что есть мочи:
— Спасите! Помогите! — и упала, сбитая ударом Дзакоева.
Крик услышали. В дверь забарабанили кулаком. Повелительный голос потребовал:
— Отворите немедленно!
У Макруши остановилось сердце. Он плюхнулся на койку. Парализованный страхом не мог пошевелиться, руки и ноги сделались, как ватные.
Иначе вел себя Дзакоев. Выхватив пистолет, пружинящими, звериными шагами заметался по комнате. Хладнокровие не оставило его в опасный момент. Подумал про подвал с ходом в катакомбы. Подбежал к люку, который оставил незакрытым, после того, как искал молодых людей. Спустился вниз. Вспомнил, что забыл свечу, лежащую на столе. Возвращаться поздно. Чиркая спичками, нашел отверстие в стене и пролез в него…
…Макруша постарался справиться с гибельным страхом. Приседая на дрожащих ногах, выскочил в коридор. Хотел последовать за Дзакоевым.
Люська опередила Макрушу. С быстротой, не свойственной ее возрасту, тоже выбежала в коридор. Захлопнула крышку, легла на нее и выкрикнула:
— Двери ломайте! Двери!
Совет запоздал. Дверь трещала и выгибалась под мощным напором снаружи. Вылетела, сорванная с петель.
Первым в коридор вскочил человек с пистолетом в руке. Резко спросил:
— Что здесь происходит?
— Туда! Туда утек! — кричала старуха, вскочив на ноги и силясь открыть люк. — Скорее.
Оперативники подняли творило. Ни секунды не колеблясь, будто все происходящее было игрой или безопасными спортивными состязаниями, трое прыгнули в темноту, пугающую неизвестность.
Общее внимание было обращено на люк. Макруша рванулся к двери.
На пороге стоял пожилой человек, еще крепкий, бодрый. Сказал с чуть заметной иронией, будто продолжая начатый разговор:
— Нет, уверяю вас, это не тот случай, когда надо торопиться. Зачем вам уходить? Погодите немного — и вас увезут.
Вслед за пожилым, появился паренек в спортивной куртке. Глянув на Макрушу, радостно ахнул:
— Он! Тот самый, Василий Сергеевич! Еще когда мы с Тамарой были, на меня глазами сверкнул. «Чего, говорит, привязались».
— Знакомцы встречаются вновь, — с обычной насмешливостью комментировал Приходько Сенину радость. — Или вы не хотите поддерживать знакомство с таким бойким молодым человеком? А?
Макруша не ответил. Глянул на Люську, многозначительно сказал:
— Погоди, ты свое получишь.
Запугать ее было не так-то легко.
— Грозишь? Отошло твое время мне грозить. Теперь я сама себе хозяйка и сама себе враг. Слушайте, гражданин начальник, узнайте, кто он такой…
Макруша трясся от злости. Сжимая кулаки, готов был кинуться на старуху и кинулся бы, не стой справа и слева по рослому дружиннику. А старуха, не обращая никакого внимания на Макрушу, продолжала говорить: перечисляла дела спекулянтские, назвала всех известных ей сообщников Макруши, поведала, что знала и о «божьих
