ты клонишь. Вот почему я рисую. — Он показывает на одну из своих картин — бездомного, просящего мелочь. — Чтобы передать историю, и иногда она не очень красивая.
— Я думала, ты сказал, что ты не художник? — Его щеки вспыхивают. Стерлинг Бентли краснеет? Это впервые. Его барный стул скрипит по твердому дереву. Он встает, убирая свою почти нетронутую тарелку и стакан на стойку у раковины.
— Мне казалось, ты сказал, что собираешься рассказать мне что-то о себе, — напоминаю я ему.
— Я только что рассказал.
— Я уже знала, что ты художник. — Он останавливается рядом с моим табуретом.
Его голос низкий и сексуальный, заставляющий меня затаить дыхание, чтобы не пропустить ни одного слова. Мой взгляд падает на его губы, на пирсинг. Он наклоняет голову, его губы приближаются к моим. Моя грудь быстро поднимается и опускается, как мое сердце, ожидая, безмолвно умоляя его поцеловать меня. Его глаза танцуют по чертам моего лица, задерживаясь на моих разошедшихся губах.
— Ты действительно хочешь узнать что-то обо мне? — спрашивает он. Он приманивает меня, хочет, чтобы я умоляла. Я контролирую свою готовность.
— Нет, если только это не то, чем ты хочешь поделиться со мной.
— Это не то, что я могу тебе рассказать. Я должен показать тебе. — Его рука скользит по моей руке, лаская ее, пока она медленно движется вниз к моей ладони. Он переплетает наши пальцы и поднимает меня с табурета, не оставляя мне иного выбора, кроме как последовать за ним. Я сглатываю, мой желудок полон бабочек. Что-то, что он может показать мне в этой квартире?
— Эм, это сексуально? — Я краснею, колеблясь в своих шагах.
Он разражается смехом, таща меня к роялю.
— Нет. Расслабься. Это не имеет ничего общего с сексом. Если я собираюсь показать тебе это, ты должна пообещать быть серьезной. Я не могу допустить, чтобы ты смеялась надо мной.
Он рухнул на скамейку в одном лишь белом полотенце и с ухмылкой. Мой живот сжимается от желания и тоски по этому многогранному человеку. Он рисует и играет на пианино. Мое сердце не выдерживает. Меня даже не волнует, что у него это плохо получается. Это не изменит моего мнения.
Его спина расслаблена, ноги расставлены, он выглядит абсолютно комфортно. Он делает паузу, как будто нервничает, вытирает ладони о полотенце, покрывающее его бедра. Его пальцы тянутся к клавишам, знакомясь с их ощущением. Я вижу это сейчас: длина его пальцев — мертвая подсказка, что он играет, ну, и пианино — центральное место в его квартире.
— Ты был неправ, — шепчу я. — Ты сидишь за пианино и заставляешь меня думать о сексе. — Он усмехается, качает головой и начинает играть.
Опираясь локтями на блестящую отделку, я упираюсь подбородком в руку, наблюдая, как Стерлинг занимается любовью под песню, которую он играет. Я заворожена. Я знаю, что должна быть сосредоточена на его руках, но не могу остановить себя от наблюдения за его лицом, когда он играет. Его глаза слегка закрываются; я вижу движение, скрытое за ними, как будто они сканируют вместе с музыкой. Я вижу, как напрягается его челюсть при звуке каждой ноты, как медленно и эротично он слегка покачивается, полностью погружаясь в песню. Я чувствую знакомую тягу к нему. Мне так хочется протянуть руку и коснуться его, но я боюсь испортить момент. Волоски на моих руках встают дыбом, когда я понимаю, что уже слышала эту песню раньше.
Медленные танцы в горящей комнате. Я тихо напеваю слова, пока он продолжает играть.
— Моя дорогая, мы танцуем медленный танец в горящей комнате. Я был тем, о ком ты всегда мечтала, ты была той, кого я пытался привлечь. Как ты смеешь говорить, что для меня это ничто? Детка, ты единственный свет, который я когда-либо видел…
Песня заканчивается. Наши глаза встречаются, и кажется, что проходят минуты, пока мы не произносим ни слова. Он впервые смотрит на меня, действительно смотрит на меня, а не сквозь меня. В этот момент я понимаю, что влюбилась в этого парня. Думаю, я влюбилась в него в первый раз, когда он назвал меня Фениксом. Именно тогда я поняла, что в нем что-то изменилось.
Он нарушает неловкое молчание:
— Ну, как тебе такой секс? — Это был романтический момент, а потом он все испортил.
Я жду, пока Стерлинг уйдет, прежде чем зайти в душ. Я прочитала достаточно романтических романов, чтобы знать, что парень всегда заходит к девушке, пока она в душе. Хотя я не против, чтобы Стерлинг увидел меня голой, я бы хотела избежать неловких моментов. Выйдя на ковер, я вытерлась полотенцем и потянулась за чистой одеждой, которую достала из сушилки. Рано или поздно нам придется решать вопрос с одеждой. Я не могу продолжать носить его футболки и боксеры, пока моя единственная пара брюк и рубашка находится в стирке. Нагнувшись, я вытираю полотенцем влажные волосы и подхожу к кончикам, шлепающим по центру спины. Я достаю из ящика расческу и протягиваю ее через спутанные концы.
Тук-тук-тук!
Стоя в дверях ванной, я пытаюсь решить, идти ли мне открывать входную дверь или нет. Это может быть только один человек: отец Стерлинга. Стук превращается в удары. Он знает, что я здесь. Если я спрячусь, он будет думать, что запугивает меня, что он и делает, но я не хочу, чтобы он это знал.
— Иду, — нарочно поворачиваю засов и распахиваю стальную дверь. У меня сводит живот. — Колтон, что ты здесь делаешь?
— Разве это не очевидно? — говорит он, — Я принял предложение моего дяди переехать сюда. Колорадо-Спрингс мне больше нечего предложить. — Он без приглашения входит, проталкиваясь мимо меня. — Итак, это дом Стерлинга Бентли. — Он прохаживается по периметру, его взгляд касается каждой мелочи. — Я не впечатлен. Искусство какое-то безвкусное… как и все остальное. — Он переключает свое внимание на меня, его глаза медленно блуждают от моих влажных волос до пальцев ног.
— Только что вышла из душа? — Я не отвечаю. Он негромко хихикает — Я думал, у парня есть вкус. Похоже, я ошибался.
Я чувствую себя незащищенной. Обнаженной.
— Вообще-то я уже собиралась уходить, — говорю я, ведя его к
