во имя памяти Алексея, во имя чести русского офицера!
* * *
Ехали долго. Останавливались лишь раз — заправиться из случайно оказавшейся в «паккарде» канистры. Местность Листку была незнакома, но понял, что Винтертур, к которому они направлялись, объехали кружной дорогой. А дальше на север, к германской границе, ибо замелькали знакомые по изученной карте названия городков.
А между тем стало темнеть. Наконец, проехав еще какой-то населенный пункт, авто свернуло налево и, проехав с версту, остановилось перед воротами.
Лотта вышла. В свете фар было видно, как через минуту из калитки шагнул навстречу верзила в толстом свитере и с повязанным на шее шарфом. Они коротко о чем-то говорили, и, когда верзила исчез, Баккер вернулась в кабину.
— С кем мы должны встретиться? — зачем-то спросил Листок и осекся — для эмиссара, которого в ресторане «Eden» свели с его визави, этот вопрос был нелеп. Лотта отреагировала мгновенно — в отблеске автомобильного света глаза ее сверкнули, как у хищной кошки:
— Это ты должен знать не хуже меня!
Он промолчал.
Прошло минут десять, прежде чем ворота неожиданно распахнулись и высвеченный фарами верзила указал рукой, куда следует проехать.
Двор и дом дьявольски напоминали шпионский коттедж Гараками. Даже лестница, по которой повел их верзила, была похожа на ту, по которой он сбегал вслед за Лоттой. Отличие одно — перед дверью второго этажа, в которую они вскоре вошли, находилась своеобразная прихожая, где, по жесту сопровождающего, они сняли верхнюю одежду. И вошли они не в стесненное помещение, в котором изгалялась над ним чета Гараками, а в просторный и вместе с тем уютный зал, по убранству больше напоминавший апартаменты богатого охотничьего дома. В глаза бросились огромный, отделанный горным камнем камин с догорающими дровами, роскошные ковры на полу, развешенные по стенам старинные гобелены и картины со сценами охоты, ружья, охотничьи рогатины, невероятных размеров рога, шкуры и головы трофеев, некогда добытых на мужских забавах.
Отто Шлика узнал, едва переступил порог. Гессенец стоял у тихо потрескивающего камина, и, как всегда, в вальяжном виде — в коричневом твидовом костюме с неизменной «бабочкой», кончиком платка в нагрудном кармане и с дымящейся во рту сигарой. Но теперь он походил на сибаритствующего хозяина, наслаждающегося домашним уютом. Левая рука его небрежно была вложена в карман пиджака, а правая держала у губ наполненную до половины коньячную рюмку. Отпив из нее, он приветливо взглянул на вошедших — кивнул добродушно Баккер, остановил взгляд на ротмистре…
И неожиданно лицо его как-то странно изменилось. Блаженствующее выражение буквально на глазах сменилось выражением тревожного недоумения. Наступила неловкая пауза, которую торопливо прервала Лотта:
— Экселенц — герр Листок!
Шлик поставил на камин рюмку, махнул верзиле, чтобы тот удалился, и, вынув руку из кармана, показал ею на кресла, расставленные вокруг широкого стола с батареей напитков.
— Прошу…
Они сели. Шлик с минуту сидел, насупившись; затем расставил перед гостями рюмки и, наполнив их коньяком, прошел к камину.
— Судя по вашему виду, произошло нечто нештатное, фрау Лотта… — издали сказал он. — Были осложнения?
Лотта, словно желая избавиться от сухости во рту, сделала быстрый глоток из рюмки.
— К сожалению, экселенц…
Шлик, сняв с камина коньяк, вернулся к столу и сел напротив; отпив из рюмки, на мгновение замер, наслаждаясь послевкусием, и вновь уставился на физиономию ротмистра.
— И что означает это сожаление? — спросил он, продолжая рассматривать вспухшую губу ротмистра.
Лотта, сделав над собой усилие, продолжила:
— Герр Листок был перехвачен, экселенц…
Шлик быстро перевел взгляд на женщину, вновь отпил из рюмки и, поставив ее на стол, неожиданно поднялся; не спеша заходил по комнате…
— Значит, прошло не так чисто, как мы на то рассчитывали?
Лотта кивнула.
— Это весьма нехорошо… Для всех нас!
В походке Шлика появилась какая-то нервность — он быстро прошел к столу и, сев напротив Листка, пронзил его взглядом.
— Однако, герр офицер, вы должны мне кое-что показать…
«Брошь! — пронеслось в голове Листка. — Неужели в пальто!»
Он стал шарить по карманам, но так растерянно и суетливо, что Шлик и Лотта невольно обменялись взглядами.
К счастью, брошь оказалась во внутреннем кармане пиджака, хотя попасть туда она никак не могла — все изъятое, как ему казалось, рассовывал по карманам пальто.
— Прошу прощения, герр…
Он хотел сказать «герр Шлик», но вовремя спохватился — Лимке, вместо которого он прибыл, мог ничего не знать об имени гессенца. Потому, сделав паузу, повторил заново, протягивая брошь через стол:
— Прошу прощения — все было в спешке!
Шлик долго крутил сапфировый «эдельвейс» в руках… Потом — верно убедившись в подлинности — возвратил брошь ротмистру.
— Вы сказали, герр Листок, что «все было в спешке». Я правильно понял, что эта вещица была у них в руках?
Листок кивнул.
— Они расспрашивали о ней?
— Нет. Полагаю, они вообще не имели о ней представление, — уже приходя в себя, ответил Листок.
Шлик вдруг откинулся.
— О чем же спрашивали? И почему взяли именно вас и именно сегодня, в день нашей встречи?
— Пытались узнать, с какой целью прибыл в Цюрих… Вероятно, предполагали, что я тот, кто был послан…
И вновь — уже совсем некстати — осекся; на этот раз вовремя поняв, что мог назвать не ту персону, пославшую в Швейцарию финансового чиновника Лимке. Быстро перевел мысль на последний вопрос гессенца:
— … А то, что «взяли» именно сегодня, — думаю, случайность. О вашей записке они знать не могли — я ее тотчас уничтожил.
Он замолчал. Шлик, похоже, досадную осечку не заметил; помолчав, лишь задумчиво произнес:
— То есть они все-таки угадали… И что же вы им отвечали?
— Что я офицер Русского экспедиционного корпуса, получивший ранение на фронте и отправленный на излечение в Швейцарию.
Шлик в очередной раз неприятно пронзил его взглядом:
— И вы действительно русский офицер?
— Действительно, «экселенц»! — вдруг зло ответил Листок. — Что за нужда допрашивать! Те, кто меня посылал, вероятно, посчитали необходимым послать именно русского ротмистра! Вы же не думаете, что я германский агент, которому для правдоподобности свои же нахлестали по мордам! И прошу, не теряйте времени, перейдите к делу! Я и без того в стесненных обстоятельствах!
В первую минуту показалось, что взгляд Шлика несколько смягчился, но тон, с каким он заговорил, не предвещал уже ничего хорошего.
— В том-то и дело, герр ротмистр, что в
