the Ottoman Lands in the Early 19th Century // Die Welt des Islams. 1982. Vol. 22. P. 1–36.
336
Кюгельген А. фон. Расцвет Накшбандийа-Муджаддидийа в Средней Трансоксании. С. 326.
337
В 1856 году после непродолжительного перерыва он вновь вернулся на прежнюю должность.
338
ГИАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3644. Л. 518–519.
339
ЦГА РК. Ф. 345. Оп. 1. Д. 336. Л. 738.
340
ГИАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3644. Л. 555.
341
ЦГА РК. Ф. 345. Оп. 1. Д. 1588: «По обвинению Мухаммада Мансурова в распространении религии – ислам среди казахского населения» (1859–1862). Л. 165.
342
Там же. Л. 150–151; ЦГА РК. Ф. 345. Оп. 1. Д. 336. Л. 764–765; Д. 1601. Л. 2–43.
343
РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 602. Л. 6 об.
344
Изречение греческого комедиографа Менандра.
345
Так, председатель ОПК В. Ф. Тимковский с горечью сообщал в 1821 году о плачевном состоянии архива этого учреждения: «Архив комиссии представляет собой беспорядочную груду бумаг… сваленную кучами в деревянном здании, принадлежащем тюрьме… Сокровища сведений в сих безобразных грудах при малейшей неосторожности мгновенно могли сделаться добычею пламени». См.: РГИА. Ф. 1251. Оп. 1. Д. 32. Л. 33 об.
346
Валиханов Ч. Ч. Записка о судебной реформе. С. 77–104.
347
Идеализация суда биев, якобы сохранившего «подлинные» черты казахской правовой культуры, скорее представляется нам позицией, которую можно было бы выгодно использовать для защиты интересов казахов в контексте новых колониальных реформ, чем знанием, претендующим на аутентичность. Некоторые из имперских чиновников и востоковедов, занимавшихся изучением казахского обычного права в середине XIX века, придерживались мнения, что местное право менялось с течением времени, имело определенные региональные отличия. См.: Сартори П., Шаблей П. Эксперименты империи. С. 77, 106.
348
Валиханов Ч. Ч. Записка о судебной реформе. С. 87–98.
349
О попытках кодификации обычного права у казахов сибирского ведомства см.: Martin V. Law and Custom in the Steppe. The Kazakhs of the Middle Horde and Russian Colonialism in the Nineteenth Century. London; New York: Routledge, 2001. P. 34–59. Сама идея кодификации базировалась на необходимости зафиксировать на бумаге бытовавшие среди казахов рассказы и предания о правовых нормах, которые, по мнению многих чиновников, сохранились в неизменном виде с древних времен. Такая деятельность, однако, не увенчалась успехом. Составители сборников не только часто путали адат и шариат, противопоставляя их друг другу, но и избирательно подходили к отбору материала, включая туда нормы и положения, которые уже давно вышли из обращения. См. подробнее об этом: Сартори П., Шаблей П. Эксперименты империи. С. 51–137.
350
Наиболее острой критике была подвергнута деятельность комиссии по изучению казахского обычного права, которую возглавлял чиновник Областного правления Сибирскими казахами И. Е. Яценко. См.: Валиханов Ч. Ч. Записка о судебной реформе. С. 82–84.
351
Научная литература о Ч. Ч. Валиханове, его взглядах на ислам и будущее казахов в составе империи обширна. Здесь мы хотим обратить внимание читателя на несколько интересных и разноплановых работ. См.: Campbell I. Knowledge and the Ends of Empire. P. 51–52; Privratsky B. G. Muslim Turkistan: Kazak Religion and Collective Memory. P. 17–19; Crews R. D. For Prophet and Tsar. P. 208–221; Sabol S. Russian Colonization and the Genesis of Kazak National Consciousness. London: Palgrave Macmillan, 2003. P. 56–59; Adilcanov G. Islam as a Part of the Kazak Identity and Chokan Valikhanov. PhD Diss. Bilkent University. Ankara, 2004.
352
Валиханов Ч. Ч. Записка о судебной реформе. С. 99.
353
Об особенностях правовой гибридности см.: Sartori P. Authorized Lies: Colonial Agency and Legal Hybrids in Tashkent, c. 1881–1893 // Journal of the Economic and Social History of the Orient. 2012. Vol. 55. № 4–5. P. 688–693; Сартори П., Шаблей П. Эксперименты империи. С. 15–16.
354
См.: Shabley P. The Struggle for Sharī‘a: The Empire, the Muftiate, and the Kazakh Steppe in the 19th and early 20th Centuries // Muslim Religious Authority in Central Eurasia / Ed. by R. Sela, P. Sartori, D. DeWeese. Leiden; Boston: Brill, 2023. P. 245–276.
355
Оперируя такими многозначными понятиями, как «судебные киргизские обычаи», «обычай», Валиханов проявлял достаточную гибкость в формулировке своей точки зрения. С одной стороны, он говорил о важности сохранения традиционного порядка судопроизводства, а с другой стороны, как и многие русские чиновники, криминализировал барымту (набег с целью угона скота у обидчика по особым поводам: для возмещения ущерба от воровства, убийства, отнятия невесты, жены и др. Иначе говоря, барымта становилась возмездием за правонарушение. Она должна была осуществляться, как правило, с предварительного извещения бия. Иногда барымта в условиях кочевого общества оказывалась единственным законным средством решения конфликта), сводя ее скорее к преступлению, разбою, а не норме казахского обычного права. См.: Мартин В. Барымта: Обычай в глазах кочевников, преступление в глазах империи // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология / Сост. П. Верт, П. С. Кабытов, А. И. Миллер. М.: Новое издательство, 2005. С. 360–388; Валиханов Ч. Ч. Записка о судебной реформе. С. 96–97. Речь здесь, конечно, идет не о том, что такой человек, как Валиханов, получивший мусульманское и русское образование, прекрасно ориентировавшийся в разных социокультурных контекстах, был не способен проанализировать источники и особенности местного права. Он использовал собственные знания и ресурсы влияния для реализации самых широких возможностей и прагматических интересов, включая и правовую манипуляцию.
356
Валиханов Ч. Ч. Могила Джубан-ана // Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 4. С. 158; О туркменах // Там же. С. 164–166; Родословное древо казахских ханов и султанов // Там же. С. 173–177.
