там по убийствам в моём офисе?
— Нет никаких убийств, Ди, — ответил Миша очень серьёзно. — Дело даже стали открывать.
— Почему? — почему-то я не удивилась, в глубине души ожидая чего-то подобного.
— Потому что эксперт дал заключение: это самоубийство. Как бы это дико ни звучало, они сами перерезали себе глотки.
— Самоубийство, перед которым Стас пропал на трое суток? — не поверила я, но отреагировала без эмоций. — Насчёт Инги не знаю, кажется, у неё нет родных. Поэтому, даже если что-то с ней и случилось накануне смерти, искать было не кому. А я ни о чём не догадывалась…
— Так может, они вдвоём и пропали, а не поодиночке. И не по вине злодея, а по собственной воле. Ты не хуже меня знаешь, чем обычно занимаются мужчина и женщина, когда хотят уединиться, — хмыкнул циничный Романов. — И чем они хотят заниматься, когда уединяются.
— А потом оба себя убили? — скривилась я с издёвкой.
— Бывает, — Мишке было всё равно, и он этого не скрывал. — Несчастная любовь.
— С чего ей быть несчастной, если оба были одинокими и свободными от любых обязательств? Ни мужей, ни жён, ни детей!
— А мне откуда знать! — рявкнул разозлившийся Романов. — Я с ними чаи не гонял, баранки не грыз! Но у меня есть чёткий ответ от эксперта: смерть не криминальная! Всё, отстань от меня, чудовище ты неугомонное!
И он бросил трубку.
Я постояла ещё некоторое время, разглядывая одну невидимую точку в пространстве, а после вышла на лестницу и поднялась не следующий этаж. Ткнула пальцем в звонок и стала ждать.
Внутри раздались шаркающие шаги, потом дверь медленно отворилась, а вместе с этим удивлённо расширились и мои глаза. Я была уверена и в своей памяти, и в своей вменяемости. Но в отношении жительницы верхнего этажа такого сказать было нельзя. Женщина была всё в том же наряде, что и в прошлую нашу встречу: халат, тапки и махровое полотенце на голове. И последнее было уже совершенно ни к чему. Её частично седые волосы давно высохли и выбились из-под плотной пушистой ткани, болтаясь короткими неопрятными прядями. Само полотенце держалось на голове кое-как, и готово было размотаться окончательно в любой момент. Халат потерял свежесть, но выглядел вполне приемлемо. И все бы ничего, наверное. Любую странность можно объяснить, каждому таракану найти прописку, вот только глаза женщины были стеклянными, не двигались и даже не моргали. Скосившись вовнутрь, они смотрели на кончик длинного, острого носа.
Я поздоровалась.
Три раза.
Пожелала доброго утра, доброго дня и даже доброго вечера. Окрикнула, пощёлкала пальцами и даже потыкала в неё. Ничего не происходило. Она стояла статуей, не реагируя ни на что. Но ровно до тех пор, пока в коридоре не появилась собака.
— А ты растолстел! — удивлённо воскликнула я, разглядывая заметно поправившийся пушистый шарик на четырёх коротких лапах, которые теперь с трудом носили колобкообразную тушку.
— Гав! — с чувством собственного достоинства выдал пёс. Поднял мордочку на хозяйку и повторил вопросительно: — Гав?
Хозяйка словно робот развернулась на месте и ровными шагами направилась вглубь квартиры, не вспомнив ни про оставленную распахнутой дверь, ни про моё присутствие.
Оглянувшись по сторонам, скользнула следом.
Когда вошла в чужую кухню, владелица животного щедро накладывала корм в собачью миску. Рядом топталась сама собака и широко облизывалась. Справившись с задачей, женщина подошла к одиноко стоящей табуретке, села на неё и замерла в позе, которая совершенно точно была неудобной. Сидеть долго с прямой, как шпала спиной и сложенными на коленях руками долго просто невозможно, но она сидела.
Появление в квартире кого-то третьего я не услышала, скорее, почувствовала. Ощутила кожей движение воздуха и успела спрятаться в последний момент. Шмыгнула в приоткрытую на балкон дверь и затаилась под внутренним окном, присев на корточки и прижавшись к шершавой кирпичной стене.
— Выходи, — произнёс хорошо знакомый голос, достаточно громко, чтобы быть услышанным. — Я знаю, что ты здесь.
Я чертыхнулась себе под нос. Без особого желания поднялась. Отряхнула пыль с платья, в котором продолжала рассекать и которое очаровательно сочеталось с пушистыми домашними тапочками.
И вернулась на кухню.
— И зачем это нужно было? — с кривой улыбкой спросила она, указав на балкон. Наверное, подразумевала мои упражнения в прятках по углам. — Ты ведь и так уже всё поняла.
— Ну, — я почесала нос, — не понять было трудно. Ты оставила весьма очевидные следы, — и указала рукой на хозяйку квартиры, которая продолжала сидеть истуканом.
— Так и задумывалась, — стерев невесёлую улыбку, ответила та, которая была похожа на Руську как две капли воды.
— Это были хлебные крошки, которые ты разбрасывала, чтобы я смогла найти путь домой? — колко полюбопытствовала я.
— Да, — скупо ответила она, моя метафора осталась недооценённой. — Когда сообразила?
Я выгнула бровь.
— Просто интересно, — поторопилась произнести она.
— Когда вспомнила про заколку, — мне надоело маячить в дверях. Вернувшись обратно на незастекленный балкон, я оперлась локтями о бортик. Вскоре ко мне присоединилась моя новая знакомая. Или старая. Я запуталась. — Руська дала мне её для защиты… от тебя, — и я выразительно указала на Симону, продолжая начатый разговор. — В том, что волшебная штуковина работала, у меня не возникло сомнений. Когда мы встретили парнишку, которого ты сюда отправила подчищать следы, Руська не смогла на него повлиять.
— Может быть, она просто притворялась? — предположила Симона, ничего не отрицая и щурясь на солнечные лучи, отображающиеся от окон дома напротив.
— Может быть, — согласилась я. — Но зачем?
— Чтобы ты потеряла бдительность, положившись на артефакт, — Симона практически слово в слово огласила мысли, которые посещали и мою голову.
— Но как она могла знать, что появится возможность сразу же проверить его действие? Если только это не она была в сговоре с кудрявым незнакомцем. И в этом даже можно найти смысл: Руська работает в картинной галерее. Связь с заляпанным краской юным художником более, чем очевидна. Но тогда и стук в квартире наверху был её затеей. А это как-то… не складывалось! К тому моменту я уже утвердилась в мысли, что у тебя каким-то образом получается выдавать себя за неё.
— Ладно, что дальше? — согласно кивнула Симона.
— Дальше… дальше я подумала, зачем всё так усложнять, если Фируса просто могла сказать мне правду? Единственным ответом было: «не могла». Что-то её удерживало, или кто-то. Возможно, ты, возможно, кто пострашнее. Потом я подумала вот о чём: перед ней поставили задачу подружиться со мной и сделать так, чтобы всегда находиться рядом. Но не слишком ли это сложно для ребёнка? Совет не мог этого не осознавать. И