или умру.
Дуглас пожал другу руку и взволнованно произнес:
– Если ты умрешь, наш народ будет жить.
Мученичество Уильяма могло придать новый толчок движению за свободу.
Уильяма называли самым спокойным человеком в городе. Он «вооружился пистолетами» и «смело ходил по улицам при свете дня»[511]. Достопочтенный Теодор Паркер встретился с ним в доме Хейденов. На столе лежали пистолеты. Уильям высоко ценил непокорного проповедника. Немногие священники осмеливались бороться с законом о беглых рабах с кафедр своих церквей. Некоторые даже поддерживали. Один священник, Орвил Дьюи, заявил, что против рабства, но призывает беглецов покориться. И заявил, что «отправил бы в рабство собственного брата или сына, если бы это способствовало сохранению союза между свободными и рабовладельческими штатами»[512]. На это Уильям ответил, что уже отбыл свой срок в рабстве и теперь его место вполне может занять достопочтенный Дьюи, если так готов к жертвам.
Теодор Паркер придерживался другой точки зрения. Он никогда не держал в руках оружия, хотя происходил из революционной семьи. Его готовность к бою очень ярко проявилась, когда он изучал арсенал Уильяма. «У него отличный порох, – заметил священник, – и абсолютно сухой. Пистолеты в прекрасном состоянии, чистые и смазанные. Курки взводятся без труда… Я проверил кинжал – идеальное лезвие, достаточно жесткое, но в то же время упругое, прекрасная заточка»[513].
«Для него не было иного закона, кроме закона природы», – писал Паркер. Он и сам вооружился и подготовился действовать как истинный священник.
В тот же день Крафтам поступило предложение, которое могло положить конец их проблемам и восстановить порядок в Бостоне, – по крайней мере, на это многие надеялись. Друг Дэниела Уэбстера Дж. Т. Стивенсон заявил: если Уильям «мирно сдастся», его и Эллен выкупят «по любой цене»[514]. Однако Уильям действовал уже не от себя лично, а от всей общины. Он заявил, что они с Эллен представляют всех беглецов, если он сдастся, «все окажутся в лапах охотников за рабами». Даже если его свободу можно купить «за два цента», он «не пойдет на компромисс».
Эллен в Бруклине также отклонила предложение, хотя и не была столь решительно настроена против отъезда. Когда ее спросили насчет переезда в Канаду, она спокойно ответила: «Уильям не хочет уезжать»[515].
Собеседник навсегда запомнил выражение ее лица, «словно она осознавала цену своего решения и безумно боялась, что с ней могут сделать». Ходили самые устрашающие слухи. Теодор Паркер писал, что Коллинз собирался продать Эллен «шлюхой в Новый Орлеан»[516]. Правда ли это, нам неизвестно, однако хозяин был вправе распоряжаться рабыней по своему усмотрению.
В ту субботу Эллен не могла заснуть. Она вздрагивала от каждого звука. Днем было спокойнее, хотя напряженность сохранялась. Она занималась примеркой и шитьем платья для Мэри Курзон, хозяйки гостеприимного дома. Мэри не заметила в ней никаких признаков взволнованности. Эллен демонстрировала «абсолютное спокойствие и идеальные манеры», и Курзон заявила: «Она мне очень понравилась»[517].
Днем посыльный принес записку от Уильяма, – и Эллен вздохнула с облегчением. Но в вечерних газетах опасности, которые грозили Уильяму, были расписаны очень красноречиво. Эллен ушла в комнату. Хозяева дома расстраивались, слыша, как она плачет. Ночью ей приснился кошмар: они с Уильямом бежали, их преследовал Хьюз, а за ним Дэниел Уэбстер с заряженным пистолетом. Сон был в руку: Дэниел Уэбстер действительно оказался рядом: он находился в Нью-Гемпшире и собирался ехать в Бостон разбираться с делом Крафтов.
* * *
К счастью, на следующий день на улицах было спокойно. Уильям страшно измучился. Ему требовался покой, и это прекрасно понимал сорокадвухлетний врач, вице-президент Массачусетского общества против рабства, тот самый человек, который доставил Эллен в убежище, Генри Ингерсолл Боудич. Воинственный настрой Уильяма его пугал. Как вспоминал священник Джеймс Фримен Кларк: «Он сказал, что убьет маршала, если тот попытается его арестовать. Но друзья говорили, что это очень плохо для всей расы и лишь усугубит их печальное положение»[518].
Полагая, что охотники на рабов вряд ли будут действовать в воскресенье, доктор Боудич предложил отвезти Уильяма к Эллен в Бруклин, чтобы супруги могли побыть вместе и немного отдохнуть[519]. В глубине души доктор полагал: несмотря на все усилия, Уильяма могут схватить, и тогда эта встреча станет «последней в этом мире»[520].
Уильям согласился при одном условии. Он вложил в руку Боудича небольшой пистолет и сказал: «Доктор, я поеду с вами, если согласитесь воспользоваться оружием».
У него самого был пистолет и револьвер Кольта, подаренный братом доктора. Уильям был полон решимости воспользоваться оружием и хотел быть уверенным, что при необходимости доктор встанет на его защиту, каким бы ярым сторонником непротивления он ни был.
Доктор был шокирован: он привык чинить тела, а не стрелять в них. Однако ему не впервые доводилось выходить из зоны комфорта. Восемь лет назад, не подумав о последствиях, он пригласил на обед Фредерика Дугласа, с которым только что познакомился. В те годы непросто было даже пройти рядом с чернокожим по улицам Бостона, не говоря о том, чтобы принимать его за столом в собственном доме, особенно в таком районе.
Тогда он преодолел страх. Сейчас же ставки были еще выше, особенно потому, что между доктором и Уильямом сидел его десятилетний сын Нат. Эта поездка стала для мальчика уроком борьбы против рабства, который он запомнил на всю жизнь.
А доктор запомнил слова Уильяма: «Сделайте для других то, что хотели бы, чтобы они сделали для вас. Убив того, кто попытается сделать меня или мою жену рабами, вы заслужите вечную славу». И Боудич согласился взять пистолет.
Взволнованный, решительный и, несомненно, серьезно напуганный доктор гнал лошадь по мосту Милл-Дам – оружие в правой руке, поводья в левой, рядом сын, позади самый спокойный человек в Бостоне с револьвером и тромблоном (предшественник дробовика).
«Вместе мы можем выдержать вполне приличный бой», – подумал доктор. И бой весьма кровавый, поскольку его пистолет, как он позже обнаружил, был заряжен тремя картечинами. Позже Боудич поместил его в мемориальный кабинет любимого сына Ната: тот погиб, возглавив атаку во время гражданской войны.
Когда они добрались до Бруклина без происшествий, доктор вздохнул с облегчением. У дверей их встречала Мэри Курзон в красивом новом платье. (Она любила поболтать, и ей пришлось нелегко, ведь ответить на вопросы, кто сшил этот замечательный наряд, она не могла.) Крафты уединились в комнате наверху. Доктор строго-настрого запретил им мешать.
Через десять минут они вернулись. Уильям заявил, что остаться не
