ним в Гусь-Железный?
– Естественно, а куда он денется! И гонорар сполна выплатит, лишь бы шума не было… И ещё, знаешь, что он мне сказал?
– Что?
– У них якобы много возможностей заткнуть мне рот, так что мне лучше не рыпаться. Ведь меня-то убили, оказывается, его люди и по его непосредственному приказу. Он мне только что в этом признался.
– Для чего? – у меня даже челюсть отвисает от удивления.
– А он правильно рассчитал, что на том свете я долго не задержусь и непременно вернусь назад. Тогда со мной легче будет разговаривать. Это же акция устрашения. Чтобы покладистей был и охотнее с ним сотрудничал… Разве официальные структуры так ведут дела?
– И что вы решили?
Гольдберг отходит от окна и молча садится на кровать. Руки его слегка подрагивают:
– У меня такое впечатление создаётся, что свою миссию на земле я уже до конца выполнил. Напрасно я, наверное, ввязался во всю эту историю. А значит, пора туда, откуда я прибыл…
Из Москвы мы выехали уже не в минибусе и без полицейской машины с мигалкой. Генерал Папков решил не затягивать с отъездом, и мы погрузились в два серых «фольксвагена» сразу после завтрака, на котором нам уже не подавали ресторанных разносолов. Несмотря на требования Баташёва, утренней чарки для бодрости и здоровья он не получил. Все ограничились горячим кофе, пить который он наотрез отказался, заявив, что этого омерзительного дьявольского зелья не знает и знать не хочет.
Баташёва и одного из охранников генерал усаживает в первую машину вместе с собой. Нас же с профессором Гольдбергом отправляет во вторую. Врача Любы с нами больше нет. Видно, Папков рассудил, что истосковавшегося почти за двести лет по женщинам Баташёва провоцировать больше не стоит, пускай занимается непосредственно поисками клада. В нас же с профессором никакой опасности он не видит, поэтому и охранника к нам уже не приставляет. Израильтяне для него сейчас как бы довесок, от которого нет ни пользы, ни вреда.
Мы с Гольдбергом сидим на заднем сидении и разглядываем бритый затылок незнакомого шофёра, неотрывно следящего за впереди идущей машиной, отставать от которой ему не велено. Но молча крутить баранку парню, видно, скучно, поэтому он включает приёмник с какой-то музыкой, но и она ему не нравится, поэтому он говорит, не оборачиваясь:
– Николаем меня зовут. Давайте хоть поболтаем о чём-нибудь, а то молчать всю дорогу – так и заснёшь за рулём, не дай бог…
– А долго ехать? – спрашиваю.
– Нет, не долго, – охотно отвечает он, – отсюда до Рязани сто восемьдесят километров. Часа два с половиной ехать. Можно было бы и быстрее, но там на одном дорожном участке ремонт. А потом ещё до Касимова сто шестьдесят пять километров. Там уже дорога похуже. Но к обеду будем на месте.
– Причём здесь Касимов? – я уже слышал раньше название этого районного центра, но не запомнил, далеко ли от него цель нашего путешествия. – Сколько от него до Гуся-Железного?
– Какой Гусь-Железный? – удивляется шофёр. – Евгений Николаевич велел привести вас в Касимов, покатать по живописным окрестностям и подождать, пока он вернётся за вами.
– Что-то ты, брат, путаешь! – настораживаюсь я. – Мы едем в Гусь-Железный вместе с генералом, и это не обсуждается. У тебя есть телефон, чтобы с ним связаться?
Парень замирает, видно, догадываясь, что сморозил что-то не то, и тут же врёт:
– Телефона у меня нет. Но в Рязани обязательно остановимся на заправке. Тогда с ним и обсуждайте, что хотите. А я что – простой водила. Мне сказали везти, вот и везу…
Профессор Гольдберг не понимает нашего диалога и без интереса глядит в окно, может быть, даже не догадываясь о том, что заготовил нам коварный «солдафон», как он назвал генерала. Я же мрачно грызу ногти. Наконец, профессор замечает моё состояние и спрашивает:
– Дани, что-то случилось? Какие-то проблемы?
– Пока нет, но могут возникнуть, – раньше времени устраивать переполох не хочу. Лучше в самом деле дождаться остановки, где и возьму генерала за жабры. Никуда он не денется – вместе поедем с Баташёвым до самого его «Орлиного гнезда». А там хоть трава не расти…
Но Рязань мы проскакиваем без остановки. Прикидываю, что сейчас может происходить в машине с Баташёвым и генералом, но сквозь тонированное заднее стекло впереди идущего автомобиля ничего не видно, и их «фольксваген» идёт ровно, без рывков. Значит, там пока спокойно.
Дорога и в самом деле скоро становится хуже – появляются выбоины и ухабы, поэтому скорость мы сбрасываем, но автомобиль спереди только прибавляет ход и начинает постепенно уходить.
– Слушай, приятель, у меня срочное сообщение для генерала, – хлопаю шофёра по плечу и изображаю крайнюю нервозность, – мы забыли сказать ему одну важную вещь… Ну-ка, быстренько набери его номер!
Рука парня непроизвольно тянется к боковому карману, в котором лежит сотовый телефон, но он вовремя догадывается, что я его развожу. В отместку он слегка приоткрывает полу пиджака, из-под которой выглядывает рукоятка пистолета в наплечной кобуре.
– Вам же было сказано, уважаемый, – недовольно ворчит он, – что приедем в Касимов, там и подождём генерала. А когда он вернётся, все свои дела с ним и обсудите. Неужели непонятно?
Откидываюсь на спинку и принимаюсь размышлять. Вырубить этого парнишку за рулём, конечно, труда не составит, но что делать дальше? Догонять Папкова с Баташёвым? Предположим, догоню. Что им скажу? Может… и в самом деле посидеть в этом провинциальном Касимове? Тут наверняка есть какие-то достопримечательности… Только как к этому отнесётся профессор? То-то и оно…
– Дани, что происходит? – дёргает меня за рукав обеспокоенный Гольдберг. – Не понимаю, почему мы отстали от машины с генералом? Он нас пытается обмануть?
– Пока не знаю, – отмахиваюсь недовольно, – но что-то здесь нечисто.
– Что делать будем?
Ох, этот постоянный вопрос «что делать будем?», встающий в день по десять раз!
– Подождём, – нащупываю свой телефон в кармане, но номера Папкова я не знаю. – Позвонить своим в Израиль всегда успеем. Но скоро, чувствую, понадобится. Только чем они смогут помочь нам оттуда?
– Ну вот, – печально разводит руками профессор, – этого мне меньше всего хотелось. Может, как-то по-хорошему договориться с этими солдафонами? Я же им наверняка понадобился не только для вытягивания с того света Баташёва – значит, они ко мне прислушаются.
– Плохо вы, профессор, солдафонов знаете. Повсюду они одинаковые – хоть здесь, хоть у нас. Выпустить пулю в лоб – пожалуйста, а дальше примутся размышлять…
– Что ты этим хочешь сказать? – на лице у Гольдберга уже откровенный испуг.
Чувствую, что напрасно сейчас стращаю его, ведь ничего плохого пока не произошло.
