задумчиво смотрела на слепую, пытаясь вникнуть в смысл ее слов. Может меня прислали сюда, чтобы я спасла кого-то от смерти? Или от кучи веснушек на лице? От этой глупой мысли я улыбнулась.
Старуха вдруг схватила меня за руку, сжала до боли кожу.
— Бойся того, кто рядом, дочка. Остерегайся!
— Что? Кого? — опешила я.
— Бойся того, кто рядом, — уже тише сказала старуха.
Она отвернулась к окну, уставилась куда-то на занавеску. На крыльце послышались шаги, дверь открылась, и в дом вошла Хельна.
— Ох, Иллария! — воскликнула она. — Надеюсь, Ракката тебя не напугала?
Я поднялась, смущенная тем, что вошла в дом без разрешения хозяев, протянула женщине корзинку.
— Нет, мы мило беседовали, все хорошо. Я принесла ваш подарок.
— Беседовали? — нахмурилась Хельна. — Ракката не говорит уже пару десятков лет.
Женщина подошла ко мне, наклонилась и шепнула у самого уха:
— Бабуля не в себе, давным-давно помешалась. Не видит ничего, не говорит. Не пугайся ее, она мирная. Только сидит и смотрит вдаль. Совсем ума не осталось.
Я посмотрела на старушку. Она не шевельнулась, не издала ни звука. Озадаченная происходящим, я попрощалась с Хельной, забрала пустую корзинку и покинула дом. Уже на улице оглянулась, посмотрела на окно. Занавеска была приоткрыта, сверкающий глаз безотрывно смотрел на меня. Я замерла, махнула нерешительно рукой Раккате. Старуха едва заметно улыбнулась. Занавеска закрылась.
Домой я вернулась в смятении и не сразу заметила, что стоит подозрительная тишина. Лишь налив себе стакан воды, чтобы смочить пересохшее горло, я вдруг поняла, что из лаборатории не слышно ни звука. Сделав пару глотков воды, я пошла туда. Алиас сидел в кресле за столом, схватившись за голову. Щеки его были красными, веки припухли.
— Ты не работаешь сегодня? — спросила я, подходя ближе.
— Я, кажется, приболел.
Вид у него был действительно не ахти: кожа было мертвенно-бледной, а в противовес этому щеки просто полыхали. Я протянула руку, коснулась лба — ледяной.
— Какие симптомы?
— Голова кружится, тошнит. То озноб, то жар.
— Может ты простыл? Тебе нужно прилечь, отдохнуть.
— Нет, мне нужно работать.
Я разозлилась:
— Хватит! Ты немедленно ляжешь в кровать и хорошенько поспишь. А я принесу тебе настой от простуды.
Алиас поднял на меня затуманенные глаза.
— Иллария, я не могу всё бросить.
— Можешь. И бросишь. Уверена, твоя болезнь скорее от хронических недосыпов и утомления, чем от вируса какого.
— От кого? — поморщился Алиас.
— Неважно, — отмахнулась я. — Вставай и иди к себе.
К счастью, он не стал больше спорить — видимо, сил на это уже не было. Кивнув, магиар послушно встал. Но в то же мгновение его ноги подкосились, и он почти рухнул на пол. Я успела подхватить его.
— Все даже хуже, чем я думала, — обеспокоенно сказала я.
Еле как нам удалось подняться по лестнице. Как только Алиас добрался до кровати, он рухнул в нее как подкошенный. Меня пугало его состояние — это не походило на обычную простуду. Я спустилась вниз, принесла еще настои и зелья от болезней.
Несколько дней к ряду я поила Алиаса всем, что попадало под руку. Лучше ему не становилось, состояние наоборот ухудшалось. Он не мог и предположить что у него, а я плохо разбиралась в местных заболеваниях. Лекаря в деревне не было, помочь не мог никто. С замирающим сердцем я смотрела на то, как мучается Алиас и понимала, что долго он так не протянет.
Я открыла глаза, потянулась, пытаясь размять затекшее тело.
— Ты задремала, — хрипло сказал Алиас, глядя на меня с кровати.
Я пересела на край его постели.
— А ты очнулся, — выдавила я улыбку. — Тебе лучше?
— Не знаю. Скорее нет, чем да.
Мы замолчали. Тревога не отпускала меня, не давала нормально спать и дышать.
— Илли, я хочу тебе рассказать кое-что.
Я взяла его руку в свою, погладила пальцы.
— Расскажи.
— Но ты меня возненавидишь после этого.
Я улыбнулась.
— Нет, не думаю.
— Уверен, так и будет.
— А ты расскажи, и посмотрим.
Я не выпускала его пальцы, пытаясь согреть. Они были мертвенно холодными, это меня пугало даже больше, чем ввалившееся от изнеможения глаза, чем черные круги под веками.
— Помнишь, ты как-то спрашивала про ту сторону? Про войну, про нежить?
Я кивнула.
— Ты не знаешь главного. Я… я совершил ошибку. Большую ошибку.
Он замолчал, шумно задышал. Я успокаивающе положила ладонь на его грудь.
— Все мы ошибаемся.
Алиас повернулся, глаза его сверкнули.
— Нет, не так как я. Я убил его, понимаешь? Своего друга.
Да, Ноэль как-то говорил об этом, но никогда больше мы не заговаривали на эту тему.
— Я убил его… я виноват, ужасно виноват. Ну, что теперь ты скажешь? Хочешь ли еще сидеть у постели того, кто погубил товарища, что доверял ему?
— Расскажи. Я не стану судить.
Магиар громко выдохнул, заговорил сдавленно.
Он рассказал мне все о том, как попал в добровольческий отряд. Его взяли потому, что он искусно владел магией земли, а еще умел варить лучшие зелья. Его прикрепили к одному из отрядов, что первыми перешли на иную сторону мироздания. Тогда еще мало что знали о Бездне, не успели и на метр изучить ее.
Алиас, юный и веселый, быстро нашел себе друга — Итана Морено, что служил в должности разведчика. Вместе они прошли много испытаний, убили столько нежити, сколько не удалось другим. Очень быстро они получили первые медали, награды от короля. Алиас и Итан настолько спелись, что всегда работали вместе.
Всё произошло в тот день, когда их отряд разгромили. Из примерно пяти десятков опытных воинов в живых осталось семь. Итан был тяжело ранен, но Алиаса это не испугало — он зельевар, у которого всегда с собой отличный запас зелий и настоек от любого недуга. Он споил один из бутыльков своему другу, и через час тот умер.
— Алиас, — я тихонько погладила его щеку, утешая. — Ты не виноват, это война. Такое могло случиться с каждым, он был ранен…
— Ты не поняла, Иллария, — мертвым голосом отозвался магиар. — Он умер не из-за ран. Я убил его.
— Не понимаю, — качнула я головой.
— Я дал ему зелье, которое нельзя использовать при отравлении нежитью. Если
