зато рассеянный — жуть, и вечно вспоминает, как хорошо было раньше, в стародавние времена. Мне казалось, что все маги такие же старенькие. Но мастер Кай… Он то серьёзный такой, а то наоборот, как дитя малое. Или вот лорд Туилэнаро. Я думала, он из старых эльфов, но ведь леди Сиана — совсем юная, мне мастер Элерим говорил. Как же так?
Тис задумалась, а потом ответила тоже шёпотом:
— Знаешь, Яси, это сложно. Люди, насколько я знаю, меняются всю жизнь, а эльфы — только в детстве, пока растут. Поэтому по внешности многого не узнаешь, да и поведение мало о чём говорит. Встречаются и юные мудрецы, и престарелые дураки… Но думаю, что жизненный опыт оставляет свои следы.
— То есть ты тоже не знаешь, сколько лет нашему мастеру Каю? Тис, а он на твой взгляд красивый?
— Все эльфы красивы, — слегка помедлив, ответила дроу. — Даже Утарион. Что касается Кайрина, наверняка не скажу, но чувствую, что он старше меня. И Утарион тоже.
— А вот мне кажется, что Ути, конечно, постарше бедняги Райлина, но не такой уж и старый. И он очень симпатичный. Вот только глаза бы ему поменьше и поуже. Зато косички какие… Я тоже хочу научиться так заплетать, над ушами. Или это можно только воинам? Мастер Кай так никогда не делает.
Тис понимающе улыбнулась.
— Воинам важно, чтобы волосы не помешали в бою, а магам — чтобы потоки силы не перекручивались, поэтому Кайрин носит волосы распущенными. У дроу тоже так принято, чтобы не терять связь со своими животными.
— А ты если будешь сражаться, волосы не помешают?
Но тут Утарион сказал вслух:
— Милые девы. Очень трудно заснуть, когда рядом столь оживлённо беседуют.
— Всё-всё, уже молчим, — заверила его Яси. А потом шепнула Тис: — Некоторым бы ещё и уши покороче…
Настало утро, такое же серое и ненастное, каким был вечер накануне. Ёжась от холода, Яси выглянула из-под плаща. Утарион в подаренной ею рубахе помешивал что-то в котелке и напевал себе под нос. Кайрин развлекался, управляя огнём их самодельного очага, а Тис неторопливо расчёсывала свои белоснежные волосы. Все выглядели такими расслабленными и умиротворёнными, будто собрались провести остаток жизни в этом лесу, в хлипком шалашике из ветвей.
— Доброго утречка, — сказала Яси. — А мы что, никуда не идём?
— Погода не располагает, — спокойно ответил ей Кайрин. — К тому же нет никакого смысла снова мокнуть до нитки. Судя по приметам, к полудню дождь закончится, и тогда мы сможем добраться до Больших Березняков без неудобств. А там, возможно, удастся нанять повозку или купить лошадей. Пешие переходы начинают казаться мне чересчур утомительными.
— А далеко они, эти Березняки? Сколько до них идти?
— Ровно столько, сколько надо, чтобы одна аданэт три раза упала в лужу, — ответил Утарион.
Нынче у Яси не было настроения выслушивать насмешки, да и обидно показалось, что эльфы считают её столь неловкой. Она молча сунула ноги в мокрые сапоги.
— Ты куда? — сразу насторожился Утарион.
— До ветру, — ответила девочка сердито.
— Далеко не ходи.
— Какая разница, далеко или близко, — проворчала Яси едва слышно, выбираясь из шалаша. — Всё равно ведь в лужу упаду.
Раздвигая руками мокрые ветки, она вернулась к тропе, на которой вчера так бесславно закончила переход. Постояла, прислушиваясь. В лесу было тихо, казалось, будто вокруг на много эльфийских миль нет ни одного живого существа…
Вдруг сквозь шелест дождя прорвался едва различимый петушиный крик. Сперва Яси вздрогнула от неожиданности. А потом ей в голову пришла озорная мысль: «Не так уж и далеко, раз петуха слышно. Посмотрю-ка, что там». И, не медля больше ни мгновения, она двинулась вперёд.
Бежать вниз по склону было легко. Яси согрелась, развеяла дурное настроение. Внезапно улучшилась и погода: налетел ветерок, туча истаяла, над головой раскинулось чистое небо. К тому же лес вскоре заметно поредел.
Вывернув на простор, тропа попетляла между куп ивняка и берёзовых рощиц, а затем по широкой луговине вывела Яси к реке. На другом берегу за хлипким мосточком поднимался новый склон. На нём темнели пятна огородов, желтели пажити, зеленели отавой покосы, роняли последнюю листву яблоневые сады. Выше вдоль дороги стояло с десяток дворов, каждый из которых был похож на отдельную маленькую крепостицу. Находясь снаружи, Яси могла видеть лишь скаты крыш под светлой дранкой, да тёмные бревенчатые стены. Но из труб над избами поднимались дымки, а из внутренних двориков ветер приносил запах навоза. Значит, в деревне жили.
Яси подошла к ближайшим воротам, постучала в них и крикнула:
— Люди добрые!
Никто не ответил. Девочка чуть толкнула калитку — та неожиданно поддалась.
— Эй! — на всякий случай ещё раз позвала Яси. — Есть кто?
Не дождавшись отклика, она решилась шагнуть во двор.
Прежде здесь было богатое хозяйство: куры, овцы в закуте, рыжий сторожевой пёс… Теперь все животные неподвижно лежали на залитой кровью земле. «Волк, что ли, сюда ворвался? — подумала Яси, испуганно озираясь по сторонам. — Но где же люди?»
Дверь в жилую избу оказалась чуть приоткрытой. Заметив это, Яси подумала: «Странно. Зачем топить и тут же выпускать из дома тепло?» Потом приблизилась, осторожно заглянула в сенцы… Заходить внутрь Яси не захотелось. Запах крови животных, пролитой на дворе, неприятно щекотал ей ноздри, но даже сквозь эту вонь она чувствовала, что из горницы пахнет куда большим неведомым злом.
Выскочив на улицу, Яси поспешила к другим домам, от которых слышался обыденный шум. Не долго думая, она постучала в первые же ворота. Ей ответил звонкий, заливистый собачий лай. И только тогда Яси удивилась: почему собак держат запертыми по дворам, а не пускают наружу? Если б на голос рыжего пса сбежались хвостатые сторожа со всех дворов, возможно, в первом доме не случилось бы беды.
Между тем гостью заметили.
— Кто здесь? — раздался из-за ворот неприветливый человеческий голос, с трудом перекрывающий собачий лай. Яси пискнула как можно жалобнее:
— Люди добрые, пустите сироту обогреться!
Калитка чуть приоткрылась, в щёлочку выглянул дядька весьма угрюмого вида. Даже убедившись, что за порогом всего лишь стучащий зубами от холода подросток, он не распахнул дверь, а сказал строго:
— Выдь на свет, чтоб я тебя видел!
Яси попятилась. Во дворе вздохнули с облегчением.
— Да нормальная она, не пустая, — сказал
