Вячеславна обхитрит боярина и сделает по-своему, но Пахомка так раскорячился, что не подойти было.
— Гришка, не смей! — рявкнула Дуня, когда почувствовала, что кто-то ухватился за буер. Лодку дернуло и боярышня не увидела, как Гришка одним движением отвязал непонятный мешок с песком, скидывая его. Мешок должен был служить тормозом.
— Боярышня, да куда ж ты без меня, — взмолился он.
— Жрать меньше надо! Ладья двоих не вытянет! Сгинь! — ей хотелось пнуть его ногой, но все силы уходили на то, чтобы держаться.
— Ничего, вытянет, — забираясь внутрь, просипел Гришаня, и поднявшись, встал позади боярышни, помогая ей управлять парусом. От ветра ли или от уверенного хвата воина и наилучшей позиции паруса, но ладья рванула вперёд.
— А-а-а-а, — счастливо завизжала Дуня.
— А-а-а-а, — застонал Еремей Профыч, в ужасе смотря, как несётся неизвестно куда его кровиночка. — Догнать! Догнать! — хрипел он и бросился к саням.
— Не жмись ко мне! — немного отойдя от восторга, пихаясь, прошипела Евдокия. — Я из-за тебя ничего не вижу.
— Да куда ж мне деться? — начал оправдываться Гришка.
— Куда мы катимся?
— Не знаю.
— Гришка, чтоб тебя…
— Евдокия Вячеславна, мне что-то в глаз попало.
— Так мы что, вслепую дуриками несёмся?
— Почему дуриками?
— А-а-а, за что мне это? Мир полон идиотов!
— Боярышня, я не нарочно…
— Надо тормозить… — она попробовала нащупать мешок с песком, но его не было. Впрочем, у нее не хватило бы рук, чтобы наклониться и воспользоваться им. — Давай тобой попробуем… — предложила Дуня, — …скинем тебя наполовину, и ты будешь якорем!
Она почувствовала, как Гришка замотал головой.
— Евдокия Вячеславна, я слышал, что надо парус по-особому развернуть.
— Давай пробовать, — прохрипела она, чувствуя, что от напряжения сдают все мышцы. Воин начал разворачивать парус, при этом вдавливая её в крепления.
— Изверг, — застонала она.
Какое-то время они продолжали катить, лязгая зубами из-за неровностей льда. Дуня надеялась, что они влетят в сугроб и на этом экстремальное скольжение прекратится, но княжьи люди расстарались и далеко вперёд расчистили снег.
— Давай падать, — предложила Дуня. — Я больше не могу.
— Погоди, боярышня, кажется, у меня получается.
Евдокия почувствовала, что лодка начала выполнять что-то вроде фигурного скольжения. Чуть-чуть вправо, плавно влево, потом вписались в поворот и покатились боком, выбивая фонтаном легкий снежок и парус завалился.
— Уф, жива… — простонала накрытая парусом Дуня. — Гриш, ты живой?
— Не-а, кажется, я умер и заново родился. Евдокия Вячеславна, это же невероятно! Такая скорость… мой дух окрылен... Я хочу ещё…
— Только без меня, — начиная выбираться, проворчала Дуня. — Меня окружают скорбные умом… — она замолчала, поняв, что зациклилась. — Здесь, наверное, воздух такой, что все делаются болезными на голову… — она вновь осеклась и всмотрелась вдаль. По берегу на скорости мчались всадники и сани.
— Что за идиоты несутся по бездорожью? — буркнула она и чертыхнулась, поняв, что все-таки она крепко приложилась головой. Намотанная на затылке коса смягчила удар, но что-то там встряхнуло.
— Боярышня-я-я-я! — завопил дедов холоп и Дуня замахала руками, показывая, что жива-здорова… относительно… и требуя, чтобы конные и сани остановились, пока не случилось беды.
— Я здесь, Пахомушка! — забубнила она себе под нос. — Спасайте меня! — понимая, что её никто не слышит, Дуня захромала навстречу, брюзгливо повелев Гришке: — Вставай, а то простынешь.
— Евдокия Вячеславна, как же так, — ворчал Пахом, сбежавший с берега на лёд и отряхивавший её от снега. Когда, ломая ивовый кустарник санями, подъехал дед, то она стояла очищенная и заглядывала ему в глаза.
— Накаталась? — грозно вопросил он, пряча трясущиеся руки.
— Ты был прав, деда, это ужас, — со слезами на глазах, призналась она. — Я себе язык до крови прикусила и в голове всё встряхнулось… Пусть другие катаются, а мне саночек с горками достаточно. Видно, старею я, и не по мне такие развлечения.
— У-у-у, дурная твоя головушка, — просипел Еремей, обнимая её, а потом пообещал, что когда-нибудь собственными руками придушит или спустит в прорубь за такие выкрутасы, но сейчас пожалеет.
— Деда, а кто это там скачет? Дорога вроде в стороне… Ты кого-то с собой позвал?
— Никого я не звал… Рванул за тобой, не помня себя…
— Боярин, вроде князь Юрий это, — подсказал один из его холопов.
— Князь? — удивилась Дуня. — И куда это он без сопровождения? Ай-яй-яй. Непорядок, надо исправить это. Деда?
Глава 24.
— Кхм, кхм, кхм… мда-мня… — Еремей Профыч покашлял и почмокал губами.
— Деда, ускачет же! — теребя его за рукав и подталкивая к саням, начала ныть Евдокия. Её роста уже не хватало, чтобы следить за удаляющимся всадником. — Уйдёт же! — азартно воскликнула она — и получила в лоб. Не больно, но обидно.
— Думай, чего сказываешь! Князь тебе не добыча. Коли заметит нас, то на ленточки порежет.
— Деда, нельзя упускать шанс разобраться в здешних хитросплетениях!
— Без тебя знаю, — рявкнул он, — но надо осторожно, — наставительно подняв палец вверх, добавил Еремей. — Князь-то наверняка нас тут приметил, и если мы за ним сразу поскачем, то…
— Да, да деда, преклоняюсь перед твоей мудростью, но нам ещё сани из кустарника вытаскивать. Ты их в самую гущу загнал, как ещё глаза никому не выколол ветками.
Боярин мотнул подбородком в сторону саней, и боевые холопы начали их выталкивать на свободное место, а один из них поскакал искать тропу, по которой уехал князь. Снежный наст был крепким и можно было бы ехать без дороги, как недавно проделал Еремей ; но ближе к лесу всё могло измениться, и тогда уже ни о какой слежке речи не пойдёт.
— Ладью бросишь? — коротко спросил Еремей.
— А? Лодку-то? Будь она сто раз неладна! — в сердцах воскликнула Дуня.
— Гришка твой вцепился в неё, как в бабу, — съехидничал дед.
— Вот ему и отдам… пусть возится с ней, балует, гулять выводить, — весело отозвалась внучка и, подзывая одного из своих воёв, передала:
— Я с дедом поеду, а вы с Григорием ладейку в город верните, да мастеру
