с порога, – но этих мешков с песком будет маловато. Глядите.
Мэри сжала руку матери, а потом подошла к окну и протерла стекло рукавом.
Черные тучи неслись над полями и над ручьем, гонимые свирепым юго-западным ветром. Было уже не отличить, где море, где суша. Коса посреди ручья исчезла, вода пробила дыру в ограде сада Солт-Милл-хаус. Сама мельница, казалось, в любой момент готова была пошатнуться, рухнуть и исчезнуть под бурлящей водой.
– Еще чуть-чуть, и нас совсем отрежет, – сказал Дэйви.
Мэри подбежала к боковому окну и увидела, что морская вода уже хлынула на берега, заросшие боярышником и терновником. Время от времени она отступала, и затопленная тропинка появлялась снова, но было ясно, что нижние уголки сада вот-вот зальет.
– Мисс Гиффорд сказала, когда вернется, Дэйви? – спросила миссис Кристи.
Он покачал головой.
– Сказала только, что постарается обернуться как можно быстрее. Еще до прилива. – Он помолчал. – Она уже опоздала.
– Ты только погляди, – прошептала Мэри.
Миссис Кристи двинулась к двери.
– Я разбужу хозяина, – твердо сказала она. – Это дом Гиффорда. Пусть скажет нам, что делать.
Мэри почувствовала, как тонкие пальцы Дэйви ухватили ее за руку.
– Смотри, – сказал он, указывая сквозь стекло. – Там, на болотах, кто-то есть.
Мэри снова протерла стекло, а затем, не сумев ничего толком разглядеть, побежала вверх по лестнице к большому окну, откуда было видно лучше. Дэйви поднялся за ней. Сквозь проливной дождь, поверх воды, можно было разглядеть маленькую темную фигурку, тяжело бредущую вдоль волнолома на другом берегу ручья, со стороны Апулдрама.
– Мама! – позвала Мэри. – Мама! Это он.
Миссис Кристи подошла к ним. Ее руки сами собой взметнулись вверх и зажали рот.
– Ты же говорила, что у Гиффорда даже встать сил не хватит, не то что спуститься по лестнице и дойти до самых болот?
У них на глазах Гиффорд внезапно изменил направление, повернул прочь от моря и пропал за стеной дождя и брызг.
– Мисс Гиффорд просила меня побыть тут за нее! – вскричал Дэйви. – Присмотреть за ним.
Мэри положила руку ему на плечо.
– Ты не виноват.
– Виноват. Она оставила меня за старшего.
Миссис Кристи повернулась к Дэйви.
– У тебя есть шанс загладить свою вину. Нужно пойти за ним, дружок. Не пускать его. Сможешь?
– Куда не пускать, мама? – тихо спросила Мэри.
– Не знаю, не знаю, – ответила миссис Кристи, и голос у нее от испуга взлетел вверх. – Но я хочу, чтобы он вернулся сюда целым и невредимым. Нечего ему там делать, когда вода поднимается. Да еще вокруг такое творится.
– О чем ты? Думаешь, ему что-то угрожает?
Миссис Кристи не ответила.
– Ты сможешь догнать его, мальчик? Привести домой?
Дэйви посмотрел на Мэри, та кивнула.
Через пару минут он уже мчался по опасной тропинке к Милл-лейн. Вода плескалась по щиколотку, но он знал самые безопасные пути по этой зыбкой, ненадежной земле. Знал, где трясина самая глубокая, самая опасная.
– Верни его домой целым и невредимым, – крикнула ему вслед Мэри. – И сам тоже остерегайся. Слышишь меня, Дэйви?
Милл-лейн. Фишборн
Дождь хлестал Дэйви по лицу, ветер отвешивал одну оплеуху за другой. Над ручьем – вспышка и раскат грома. Дэйви взглянул на дорогу и увидел на углу у «Бычьей головы» Грегори Джозефа, выходящего из таверны. Повернув голову в другую сторону, он увидел приближающуюся и замедляющую ход рессорную двуколку. Узнав возницу, Дэйви кивнул, но не остановился: ему никак нельзя было задерживаться.
– Сэр.
– Напрасно ты бродишь тут в такую погоду. Новый шторм надвигается, дома надо сидеть.
– Но там мистер Гиффорд, сэр, – сказал Дэйви, с трудом переводя дыхание. – У дамбы. Миссис Кристи послала меня привести его домой. Беспокоится за него.
Дэйви утер нос рукавом. Дождь стекал по его лицу, и он чувствовал, что с каждой секундой, пока он тут стоит и ведет разговоры, мистер Гиффорд уходит все дальше. Один раз он уже не сумел выполнить свой долг. Ему не хотелось оплошать снова.
– Мне нужно идти. Я слово дал.
– А если я подвезу тебя в двуколке?
Глаза у Дэйви широко распахнулись.
– А можно?
– Забирайтесь сзади, молодой человек. Мигом домчим.
Такой способ, когда центральная проволока пропускается через шейку уже после набивки, предпочтительнее всех прочих не только из-за своей простоты, но и потому, что позволяет сохранить цилиндрическую форму шейки. Даже шею лебедя набивают до введения проволоки.
Миссис Р. Ли. Таксидермия, или Искусство сбора, подготовки и монтажа образцов естественной истории. Лонгман и Ко. Лондон, Патерностер-Роу, 1820.
Это последние слова, которые я напишу. Мое последнее распоряжение – вернуть тебе твой дневник.
Дело почти закончено.
Дождь все льет, ветер завывает над лиманом. Если он – последний из моих четверых гостей – не придет в ближайшее время, боюсь, что путь от дороги к морю будет перекрыт.
У меня пропал вкус к этой игре. К подготовке, планированию, исполнению. Важно одно – чтобы она закончилась.
Говорила ли я уже, что кое о чем все-таки сожалею? О том, что бедная милая Птаха погибла из-за этой мерзкой истории. О том, что мы с тобой так и не встретились – и не могли встретиться. О том, что я причинила тяжкое горе человеку, который искренне пытался сделать для меня все, что мог. Но если бы он знал о моих намерениях, то попытался бы остановить меня, а этого нельзя было допустить.
Я куда раньше его поняла, что утешения не найти нигде. Все эти годы терапевтических бесед, доброго отношения, залитых солнцем террас и бело-розовых конских каштанов в парке… Все, чем только можно умиротворить помутившийся разум. И все это в итоге ничего не изменило.
Потом я увидела одного из них – Галку – среди мужчин в цилиндрах и во фраках, членов попечительского совета, выносивших вердикт. Никогда раньше не испытывала таких ярости и гнева – и тогда я поняла.
Нельзя забыть и простить, пока они разгуливают на свободе.
Преступление, наказание, правосудие.
Кажется, я слышу что-то за шумом бури? За грохотом приливных волн? Звук шагов на дорожке? Стук кулаков в дверь? Или время еще не пришло?
Глава 46. Апулдрам-лейн. Фишборн
Начало Апулдрам-лейн полностью затопило. Конни видела, как бурлящая бурая вода заливает дорогу и плещется о фундаменты домов. Маленький самодельный памятник семье, погибшей во время мартовского наводнения, когда опрокинулась их двуколка, весь ушел под воду. За памятник цеплялись потрепанные цветы, их лепестки уже оборвало течением.
Кебмен остановился и повернулся на сиденье.
– Простите, мисс, – прокричал он сквозь ветер, – дальше никак. Не могу
