доверчиво вошел в него, его у него отобрали, оставив ни с чем, одного. Его обманули, а он им поверил. «Никогда больше никого не прощу», – подумал он с болью и вспомнил лживые слова Изабель и гордое лицо ее брата. Однако что-то внутри у него сломалось, и он поклялся, что впредь будет пьянеть только от алкоголя.
Карьера мексиканского генерала только что утонула в крови двадцатилетнего юноши. Во что верил Николас? Во что-то, что Росас увидел только этим утром. Вся жизнь его стремительно обрушилась на молчаливые могилы Икстепека. Его парализовали крики и выстрелы. Изабель и Хулия рассеялись в расстрельном грохоте. Его ночи в горах и дни в гарнизоне разлетелись на куски. Он стоял на этом кладбище, без цели и смысла, вдыхал запах пороха и слушал пение птиц над могилами. У его ног лежало пять мертвых тел, и в спины им мертвыми глазами смотрел Николас. «И что же теперь, Франсиско Росас?» – сказал генерал сам себе, боясь расплакаться перед подчиненными. Не желая ничьей жалости, он медленно пошел по кладбищенской дорожке. Никогда не думал генерал Франсиско Росас, что смерть мальчишки так глубоко его затронет.
– Вся жизнь была у него впереди… Как жаль! – Он хотел сбежать с этого кладбища, где сам только что умер. Но сдержался. – Самое худшее – это скотокрад, – произнес он, стараясь забыть глаза Николаса.
А глаза Изабель… Больше никогда он не сможет в них посмотреть. «Меня не должны казнить, генерал…» А кого должны? Росас сам был расстрелян, приговорен к собственной судьбе. Он сел на свою лошадь и галопом поскакал с кладбища. Прочь из Икстепека, прочь от семьи Монкада. И Росас мчался без цели по сияющему утру, восходящему из земли, полному света и запахов, чуждому его заботам. Подполковник Хусто Корона следовал за ним, не отставая.
Изабель и Грегория увидели их издалека. Девушка проводила взглядом лошадь своего любовника, которая проскакала в золотистом октябрьском свете.
– Он убегает, – произнесла она и опустилась на камень.
Та незнакомка в отеле, которая застегнула ей платье, оказалась права: он ее обманул.
– Да, девочка, убегает… – Грегория села рядом с Изабель и заплакала с той сладостью, на которую способны лишь те, кто познал несчастье. Старуха погрузилась в рыдания, не глядя на Изабель, потерянную в своем одиночестве без слез. Старая служанка плакала не только из-за братьев Монкада: одна беда тянет за собой другую, и Грегории редко удавалось найти время, чтобы вспомнить все беды и оплакать их.
XV
Взошло ясное солнце. Поля наполнились стрекотом цикад и шипением змей. Закопав расстрелянных, военные вернулись в Икстепек. По дороге они увидели двух женщин, сидящих на камнях, и, узнав Изабель, поспешно удалились. Грегория догнала их – ей хотелось узнать, что случилось на кладбище. Вернувшись к Изабель, которая выглядела очень странно посреди поля в своем красном вечернем платье, Грегория не осмелилась рассказать ей то, что она узнала от солдат. Старуха долго смотрела на свою молодую спутницу. О чем думала последняя гостья, одетая в красный шелк, на празднике в Икстепеке? От ночи, озаренной фейерверками, осталось лишь красное платье, пылающее на камнях под солнцем.
– Ты очень его любишь, девочка? – с тревогой спросила Грегория.
Изабель не ответила. Грегория, взволнованная молчанием, прикоснулась к колену девушки: она хотела разрушить это утреннее заклятие, во власть которого попала Изабель.
– Это грех, девочка, – сказала старуха, глядя на кладбище, где лежали Хуан и Николас. – Милая, у тебя больше нет дома…
Никакие слова не могли тронуть Изабель. Она была одержима демонами своей любви.
– В отель тебе тоже нельзя… – Грегория видела, что Изабель ее не слышит. Ей хотелось уйти из этого места, которое оглушило ее молчанием. – Пойдем в святилище, девочка. Там Дева Мария избавит тебя от Росаса.
Ее слова кружились в беззвучном мире Изабель. Будущее для нее больше не существовало, а прошлое постепенно растворялось в небытии. Девушка смотрела в небо и на поле, такое же неизменное, как всегда: круглое, обрамленное горами, такими же постоянными, как и этот круглый день, ограниченный двумя одинаковыми ночами. Изабель была в его центре, как камень посреди поля. Из ее сердца тоже вырывались камни, заполняя ее тело и делая его неподвижным. «К статуям из слоновой кости, раз, два, три…» – зазвучала в ее голове фраза из детской игры. Зазвучала громко, как колокол, бесконечно повторяясь. В той игре они с братьями произносили эти слова и замирали на месте, пока кто-нибудь, на кого они тайком указывали, не проходил мимо, – как только к ним прикоснутся, заклятие будет снято. Сюда же не придет никто, чтобы расколдовать Изабель. И братья ее тоже замерли навсегда. «К статуям из слоновой кости, раз, два, три!..» Слова крутились в голове Изабель, повторяясь снова и снова, а день все стоял, как статуя из света. Грегория говорила с ней из легкого и подвижного мира, которому Изабель уже не принадлежала. Не моргая, девушка смотрела на старуху.
– Пойдем, милая.
Грегория поднялась и протянула Изабель руку. Обе женщины отправились к святилищу, где сейчас нахожусь я. Отсюда я вижу, как они обходят Икстепек: Грегория не решилась идти через город, боясь, что кто-нибудь увидит Изабель или Изабель – кого-нибудь. Около пяти часов вечера они сели под перечным деревом пиру, спасаясь от жары. Старуха вспомнила, что неподалеку жил Энедино Монтьель Барона, самый мудрый и самый вежливый из бедняков. От его хижины теперь осталась лишь куча камней, а его голуби давно умерли. В тот день Грегория оставила Изабель под деревом и пошла за помощью к Энедино, и тот, добрая душа, поделился тем, что имел: несколькими лепешками, солью и кувшином прохладной воды. Изабель выпила воду, а Грегория съела лепешки, посолив их. В Икстепеке о них пока не беспокоились. День тянулся под гнетом беды, и каждый из моих жителей погрузился в свои думы, ожидая, когда же закончится последний час дня, который никак не хотел покидать мои улицы.
– А Дева Мария может стереть это утро?
– С Божьей помощью. Только больше не думай о Франсиско Росасе, девочка. Думай о Деве Марии. Мы упадем к ее стопам, и она нам поможет. Когда ты будешь спускаться с холма, этот мужчина навсегда исчезнет из твоих мыслей.
Изабель внимательно слушала и наблюдала за тем, как Грегория пережевывает лепешку. Изабель едва узнала имя Росаса. Ее прошлое исчезло из памяти. Осталась только эта утренняя сцена, наполненная удивительными совпадениями, сокращенная до жующей Грегории.
Женщины встали и продолжили свой путь. Около семи вечера они поднимались по склону холма к
