день был просто ужасным, начиная со Стивена, который нюхал кокс в туалете, и заканчивая тем, что меня отстранили от занятий. И в довершение всего, за обедом я обнаружила, что Барби сидит за моим столом и говорит обо мне гадости моим друзьям. Если бы у меня был выбор, я бы ни за что не позволила ему сидеть там. Только через мой труп — нет, только через его труп.
Я вышла из комнаты Стивена и поспешила к себе, желая поскорее избавиться от одежды. Ткань рубашки и джинсов была настолько плотной, что мне казалось, будто она душит меня. Я бросила рюкзак на пол и начала раздеваться, наслаждаясь прохладным воздухом, который ласкал мою разгоряченную кожу.
Моя комната была словно пещера. Она была прохладной, огромной и темной — мебель из темного дерева, черные простыни, черный ковер с рисунком черепа, темно-синие стены и темно-серые шторы, которые в данный момент закрывали окна от пола до потолка. Мне нравилось шутить, что эта тьма отражает мою душу. Стивен же, в свою очередь, утверждал, что моя комната была хуже гроба.
— Лучше гроб, чем газовая камера, — любила говорить я.
— Идиотка, — отвечал он.
В раздражении я направилась к своей боксерской груше, которая стояла в углу, и надела на руки повязки. Эта груша служила мне щитом от негативных эмоций. Она помогала мне преобразовать то, что могло бы причинить мне вред, в менее разрушительное состояние и отгоняла моих демонов, хотя они никогда не исчезали полностью.
Мои демоны были словно моя тень, всегда рядом со мной, постепенно разрушая меня. Теперь мне казалось, что солнца никогда не существовало, и все, что меня ждет, — это тьма. Это бесконечная черная пустота, которая украла мои настоящие улыбки и заменила их теми слабыми версиями, которые я использовала, когда хотела скрыть свои истинные чувства и казаться беззаботной.
Итак, я боксировала. Я била снова и снова, а когда этого было недостаточно, я делала бесконечные круги в нашем крытом бассейне, тренировалась Крав-Мага или читала. Вот почему у меня была огромная книжная полка, на которой стояло более тысячи книг. Я удивлялась, как не ослепла от всего этого чтения, проводя часы за часами в вымышленных мирах, которые помогали мне заглушить страшный голос, который всегда напоминал мне, что я больше не цельная — что я на самом деле не живу.
Мой кулак врезался в твердую кожу, и я пробормотала:
— Исчезайте, беспорядочные мысли. — После этого я нанесла несколько быстрых ударов, глядя на боксерскую грушу так, словно она была источником всех моих проблем, и это только подстегнуло меня. Мои мышцы горели, но я била все сильнее и сильнее. Я потеряла счет времени, насыщая свое тело столь необходимой болью и усталостью, и наконец почувствовала, что расслабляюсь.
Когда я закончила, то была вся в поту и чувствовала себя опустошённой. Боксёрская груша — это настоящее чудо, способное творить чудеса. Теперь всё, что мне оставалось, — это поговорить с мамой, и всё станет как в старые добрые времена, словно этот ужасный день и не существовал вовсе. Почти…
Я приняла очень горячий душ, наслаждаясь ощущением, как струи воды стекают по моему телу. Это было блаженство, сравнимое с удовольствием от чашки горячего кофе или порции сочной горячей картошки фри с ледяной колой. Но, к сожалению, рай не может длиться вечно. Через несколько часов мама вернулась домой, и я приготовилась к исповеди. Я знала, что она будет расстроена, и чувствовала себя ужасно из-за того, что заставлю её волноваться.
Хотя я часто попадала в неприятности, я была «хорошим» ребенком. Она могла рассчитывать на меня и даже хвалиться мной перед своими друзьями. Стивен же был проблемным человеком, он не хотел поступать в колледж и не имел никаких стремлений. Из-за него наши родители ссорились больше всего. Он так опозорил нашего отца, что тот пообещал отречься от него, если он не исправится.
Да, конечно. Как будто такое когда-либо могло произойти. Скорее всего, папа получил бы «Оскар», а он был ужасным актёром.
Я отправилась на кухню в поисках мамы и, войдя, изобразила на лице улыбку.
— Просто знай, что я люблю тебя больше, чем золотоискатель любит деньги, и я всегда буду за мир во всём мире и бороться за него до последнего вздоха. И я завещаю всё своё будущее состояние местному приюту для животных.
Прислонившись к стойке, она скрестила руки на груди и подняла бровь, глядя на меня. На ней был светло-серый деловой костюм, который был безупречен и без единой складки. На самом деле, на нём было меньше морщин, чем на её лице, что было настоящим подвигом, учитывая, что она провела в нём целый день. Я же не могла проходить в разглаженной рубашке и час, не говоря уже о целом дне.
Говоря о её лице, нельзя было не заметить, насколько утомлённой она выглядела. Морщины вокруг глаз не поддавались воздействию омолаживающих кремов, которые она добросовестно использовала каждый день. Её тёмно-синие глаза были затуманены усталостью, что сводило на нет эффект туши и подводки для глаз, которые она использовала, чтобы выглядеть более утончённо. Мы со Стивеном пошли в неё по части внешности, но я надеялась, что смогу состариться лучше, чем она. Или, по крайней мере, буду выглядеть на свой возраст.
— Если бы я не знала тебя лучше, я бы спросила, не натворила ли ты что-нибудь. — Её голос был хриплым, как будто она говорила весь день, и, возможно, так оно и было, учитывая количество различных встреч, которые она должна была посещать каждый день. Или, возможно, она просто выкурила слишком много сигарет.
— Ну, я вроде как что-то натворила. Ладно, я действительно кое-что натворила.
Её глаза слегка расширились.
— Если ты хочешь сказать, что привела в наш дом ещё одну бездомную собаку без моего разрешения, то можешь вернуть её на улицу прямо сейчас.
— Да ладно тебе! Это случилось всего один раз! И мне было всего двенадцать. — У моей мамы была аллергия на собак, и хотя теперь мы жили в месте, достаточно большом, чтобы вместить половину населения Энфилда, и ей, как всегда, не нужно было приближаться к собаке, она всё равно не разрешала мне её завести.
— Я бы не стала сомневаться, что ты сделаешь это снова.
— Если бы я сделала это снова, я бы, наверное, привела домой лошадь. Или, может быть, аллигатора. Да, я бы завела аллигатора в качестве домашнего животного и назвала бы его Луиджи или Марио.
Она вздохнула
