бабулю. Тогда я была потрясена не меньше, чем этот парень.
Он покачал головой, затем сделал большой глоток воды, словно набирался смелости продолжить разговор.
— Я знаю… я видел… — заикаясь, пробормотал он. — Я знаю, как он… умер. Знаю, кто… кто… кто убил его, — парня так трусило, как будто его на несколько дней заперли в морозильной камере. Я нервно сглотнула, невольно сжимая свои браслеты. Мое сердце пропустило удар от услышанного, и глаза непроизвольно расширились.
Ну что ж, такое не каждый день услышишь — и точно не в девять утра.
— Ты... — я резко посмотрела на дверь, проверяя, нет ли кого поблизости. Меня мгновенно охватил страх, и по спине пробежал холодок. Казалось, даже у стен есть уши, хотя я понимала, что кроме нас здесь никого нет. — Ты пойдешь в полицию? — прошептала я, пытаясь заглянуть ему в глаза, но он опустил голову, зарывшись руками в волосы.
— Нет, — быстро ответил он. — Н-нет. Никогда! — его испуганные глаза встретились с моими, и я отшатнулась, увидев в них холодящий душу страх. — Это будет смертным приговором для меня. Я ничего не скажу... забудь, что я вообще говорил. Ты поняла? — рявкнул он, ударив ладонями по столу, отчего я отскочила назад, удивленная его внезапной переменой в поведении.
— Да. Да, конечно. Я никому не скажу, — быстро ответила я, боясь, разозлить его еще сильнее. Я выпрямилась и схватила тряпку, решив занять дрожащие руки делом. Пытаясь успокоиться, я избегала его взгляда, когда он вздохнул и вернулся к своему напитку.
— Извини, — пробормотал он, но я покачала головой и просто пожала плечами. Ему не нужно было извиняться, он ничего мне не должен. К тому же, это не мое дело. — Я просто очень напуган. Только... не рассказывай никому о том, что я тебе сказал, хорошо? — умолял он.
— Не скажу, — ответила я, надеясь, что он услышит обещание в моем голосе. Убийство — не то, во что я хотела бы вмешиваться.
— Хорошо, — сказал он, допивая содовую, начав грызть кубик льда. Он поднялся со своего места, когда над дверью снова прозвенел колокольчик. Я посмотрела, кто вошел — это был один из моих постоянных клиентов, механик Билл, который не раз чинил мой фургон.
— Доброе утро, Билл, — поприветствовала я его с улыбкой. Он улыбнулся в ответ, но даже не взглянул на меня, глядя на молодого человека.
— Чад! Как ты, парень? — поприветствовал Билл молодого человека. Тот лишь кивнул в ответ, не осмеливаясь заговорить. Он порылся в карманах, достал бумажник и бросил на стол 10 долларов.
— Сдачи не надо, — пробормотал он, встретившись со мной взглядом. — Спасибо, — он не сказал ни слова Биллу, просто прошел мимо него и вышел из бара.
Я взяла деньги и повернулась к Биллу, протягивая ему кружку пива, которую он принял с бодрым «доброе утро, Ангел».
— Ты знаешь этого парня? — спросила я, глядя на дверь, наблюдая, как молодой человек направляется к выходу, прежде чем снова посмотреть на Билла.
Он кивнул, слегка нахмурившись.
— Да, Чад. Сегодня он ведет себя странно, но он хороший парень.
Билл был пожилым мужчиной, который тратил весь свой заработок на алкоголь и женщин, готовых с ним переспать. Его пивной живот был достаточным доказательством его безрассудного образа жизни, а одежда всегда была в масляных пятнах.
— Он работает в той тюрьме за горой.
Мои брови взлетели вверх.
— Вот как? — спросила я, вспоминая несколько писем, которые отправила туда.
Билл кивнул, отпивая пиво, оставившее след над его верхней губой.
— Да, он там надзиратель. Начального уровня, — Билл сделал паузу. — Там сидят серьезные преступники. Это тюрьма строгого режима, она здесь уже давно, но меня всегда злило, почему они так с нами поступили. Что, если кто-то из заключенных сбежит? Там же не какие-то жалкие воришки, там настоящие головорезы, отбывающие реальные сроки. Я говорю о правительственных шпионах и прочем дерьме, — проворчал он, наклоняясь вперед и шепча, словно у стен были уши.
У меня зазвенело в ушах, и я прикусила губу, вздрогнув от мысли, что отправляла письма убийцам и людям, которым лучше ничего не знать обо мне.
— И мы ничего не можем с этим поделать, потому что мы никому не нужный маленький городок. На нас никто не обращает внимания. Они просто сваливают сюда этих преступников и оставляют умирать.
Он покачал головой, цокнув языком и сделал еще глоток пива.
— Вообще я пришел сегодня пораньше, потому что после того, как допью пиво, собираюсь навестить женщину по имени Кристен. Она встречалась с парнем, который работал в той тюрьме. Он умер, знаешь ли, — Билл покачал головой, а мое сердце забилось быстрее.
Может, это о нем говорил Чад?
— Этот человек был одним из лучших в нашем городе, говорю тебе, Ангел. Он был главным надзирателем в той тюрьме, и по городу ходят слухи, — он наклонился вперед, жестом предлагая мне сделать то же самое.
Я подалась вперед в ответ, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди.
— Говорят, его изнасиловали до смерти, — прошептал он, его глаза были полны страха, а моя челюсть просто отвисла.
Билл разразился смехом, ударив ладонью по столу.
— Ничего смешного в этом нет, но сама мысль о том, что его изнасиловали до смерти... — он цокнул языком, вытирая слезы с глаз. — Эти проклятые заключенные… Они с ним поразвлеклись, — Билл едва сдерживал смешок, одновременно качая головой и от отвращения, и от веселья.
Я так и стояла неподвижно, глядя на Билла.
— Говорю тебе, Ангел, за той горой творятся страшные вещи, — он показал большим пальцем через плечо в сторону горы. — Правительственные секреты, в которые лучше не соваться. Лучше держаться подальше от этого дерьма.
Он допил пиво, оставил стакан на столе, бросил пятидолларовую купюру и кивнул мне, прощаясь.
— Спасибо за выпивку, Ангел. Увидимся позже. Наверное, мне следует пойти выразить свои соболезнования его семье.
Я безучастно кивнула и смотрела, как он вышел из бара, оставив меня одну. Мое сердце бешено колотилось, и я нервно прикусила внутреннюю сторону щеки, вспоминая его слова.
Вот черт… не стоило писать эти письма.
Недолго думая, достала из сумки письмо, которое собиралась отнести на почту, и немедленно разорвала его в клочья. Сердце выпрыгивало из груди от осознания того, что я раскрывала личную информацию о себе особо опасным убийцам и правительственным шпионам. Хотелось подбежать к входной двери и запереть дверь, но я не могла этого сделать. Вместо этого я стояла как вкопанная, оглядывая каждый угол бара, и клялась всем святым, что больше никогда не напишу ни единого
