Семена, посерьезнел и удивленно поджал губы.
Земерова остановил начальник цеха ширпотреба Бетехтин, майор в отставке, человек уже старый, но еще сохранивший выправку и зычный голос строевика, имевший привычку о серьезных вещах говорить без каких-либо предисловий, что называется в лоб.
— Уходит на пенсию Котов. Слыхали? Мы тут посоветовались и решили утвердить бригадиром вас. Вы — работник толковый. Думаю, справитесь. Правда, общественности сторонитесь и, поговаривают, частной собственностью не в меру увлекаетесь. У вас дом, у матери дом. Так? Что это вы, голубчик? В кулака превратиться решили? Почему бы вам с матерью не жить в одном доме?
«Круглые болваны твои информаторы».
— А насчет моего предложения подумайте и завтра скажете свое мнение.
Каких-то два-три часа назад он сказал бы Бетехтину категорично «нет», а сейчас отмолчался.
К Семену подходила Елена. Была она в новом платье, необычно оживленная, бодрая, красивая. Семен очень обрадовался и, как ему показалось, была рада встрече и Елена. Он спросил, как она попала сюда.
— Я же сейчас в двух местах работаю — в первой городской поликлинике и у вас на комбинате. У вас по совместительству, с прошлого месяца. А вы как сюда попали?
Это рассмешило его. Неужели она думает, что он только и годен на то, чтобы копаться в огороде, ставить изгороди у своего дома да возиться с квартирантами.
Они поговорили, о чем пришлось — хорошо ли Елена устроилась на новой квартире, как у него здоровье (не будет же она спрашивать, удачных ли квартирантов он пустил к себе) — и сели рядом в зрительном зале. Он чувствовал себя неловко и облегченно завздыхал, когда она заговорила с соседкой.
Потом они слушали доклад директора комбината. Директор не упомянул фамилии Земерова, и Семена это огорчило. Не было его и среди награжденных почетными грамотами и разными подарками вроде часов и рубашек.
И все же Семен пребывал в каком-то бодром, лихом настроении. И потому, видимо, спросил у Елены довольно уверенно:
— На танцы останетесь?
Он рассчитывал напроситься в провожатые и поговорить с ней о том, о чем давно уже мечтал.
— Да нет, знаете ли… К подруге поеду, она недалеко отсюда живет.
Он с тревогой посмотрел на нее, силясь понять: или она хочет от него избавиться, или в самом деле ей надо к подружке. Нет, вроде бы не избавляется: смеется, даже слегка кокетничает.
В перерыв он оттянул ее в сторону, подальше от людей, и, вдохнув воздуху, — была не была — бухнул:
— Елена Мироновна, вы меня извините, что я вот так прямо… Знаете что… выходите за меня замуж.
Она, видать, удивилась, сделала серьезный, озабоченный вид, и он понял: «Не пойдет». Он знал, что она сейчас откажет, но все же добавил:
— Вы мне нравитесь.
Он почему-то не осмелился сказать люблю.
— Извините, что я так… сразу.
— Да, я понимаю, вы человек занятый, — с некоторой иронией ответила она. — Только вам надо было бы прежде узнать, нравитесь ли вы мне.
— Ну, что ж…
— Что вы хотите сказать?
— Ничего, в общем, — он проглотил слюну, тяжело, как большую корку.
Ей стало жаль его. Она мягко коснулась Семенова локтя.
— Вы не обижайтесь, Семен Ильич. Замуж за вас я пойти не могу.
Помолчала и добавила:
— Согласитесь, что мы с вами все же очень разные люди. И потом, я не могу просто так… без любви…
Ему-то, бедному, казалось, что он нравится ей: товарищеское участие, женскую доброту он принял совсем за другое.
«Как стыдно и гадко. Зачем все это?», — думал Семен, хмурясь и ненавидя себя. Вслух сказал:
— Я понимаю, вы образованная.
Это ее немножко рассердило.
— Все вы рассматриваете с каких-то своих, странных позиций, Семен Ильич.
Она не хотела его обижать и заулыбалась, заговорила игриво:
— Все у вас не как у добрых людей.
Ему казалось, что она не искренна. Говорит деликатно, улыбается, а чувствуешь — поучает. Зачем тогда рассуждать о «странных позициях»? Некоторые женщины любят заводить знакомство с мужчинами, которые ниже их по развитию — хочется видеть свое превосходство. Не из тех ли Елена?
Прозвенел звонок — начинался концерт.
Из клуба они вышли вместе. Она попросила, чтобы он проводил ее до автобусной остановки и шла, зябко кутаясь в воротник пальто, хотя вечер был теплый. Было Семену грустно сейчас и жалко себя.
— Вот вы говорили давеча насчет добрых людей, — начал Семен.
— Зачем об этом?
— Да уж все равно, чтоб не молчать. Добрых? Хм! Уверяю вас, что я не злее других-прочих, а как раз наоборот. Людей я видывал, они мне очень даже хорошо известны.
— Да где же вы их видели, Семен Ильич? За таким-то забором. Не стоило… бы.
Она, конечно, улыбалась, хотя делала вид, будто говорит всерьез. Но он все равно разозлился:
— А почему не стоило бы? За кого вы меня принимаете? Я никому из людей не делал ничего плохого. Ни одной пакости в жизни не сделал. Ни большой, ни маленькой. Я не воровал, хотя меня обворовывали. Никого не бил, а меня лупили, да еще как. Я не предавал, не продавал никого, не подсиживал, не обманывал. Даже не хамил никому.
В запале он хотел сказать, что ни одна женщина не пожалуется на него, но вспомнил Алефтину и замолчал вдруг.
— Ну-ну, я слушаю, — сказала Елена каким-то непонятным — не то одобряющим, не то осуждающим голосом.
Он долго молчал, отвертываясь от нее. Потом снова заговорил:
— В детстве я и шагу не мог шагнуть, чтобы мать или отец не заорали на меня, как на лошадь. В особенности отец. Между собой они тоже часто цапались. Отец когда-то шибко богатый был, а потом обеднел и, видать, озлился на весь мир из-за этого. Все не так, все не этак. Пинки да подзатыльники. Трезвый еще ничего, а как налакается — хоть из дому убегай. Любил пьяный лупить меня. Наподдает, что и на ногах не держишься. Это, видно, доставляло ему удовольствие, я так думаю. И мать била. Я и сейчас побаиваюсь ее. Даже бледнею, когда она заорет на меня. Стыдно и признаваться-то. Никакой силы воли у меня, конечно, не было, всю родители начисто вытряхнули. В школе меня тоже лупили все, кому не лень, потому что сдачи я не умел давать.
— Дети вообще бывают жестоки.
— Да… Заметил я, знаете, …что если хорошо работаю, то родители не бьют меня и меньше ругают. И как увижу, что злятся, быстрей хватаюсь за лопату иль топор. Работать я люблю, и думаю, будь у меня хоть какие родители, все одно не был бы я лентяем. Говорят вот
