меня, и дело с концом. Я же и сам вижу — пропал я. Ах, будь не ладны демоны. Будь не ладна та червоточина. И угораздило же меня!
Я услышал, как Вера плачет. Ощутил поцелуи на своей щеке, тепло её губ, их нежность. Мне тоже захотелось зарыдать от этой невыносимой боли. От того, сколько страданий причиняю любимой.
Но вместо этого я начал хохотать. Да как! Будто не человек я, а демон!
Глава 3
Я — Фёдор
— Капитан Харгрейв. Здесь последние слова лорда Бэкингема. Полагаю, их следует передать вдове. — Мужчина в синем камзоле и треуголке протягивал конверт другому, в похожей форме, но с золотистой вышивкой.
Мы стояли на верхней палубе фрегата, на мачте которого гордо трепетал флаг Англии. Поодаль выстроилась шеренга моряков. Возле пушек стояли другие, некоторые из которых держали в руках тлеющие фитили.
Названный капитаном Харгрейвом принял конверт. Распечатывать не стал, сунул в нагрудный карман камзола. Затем шагнул вперед, оказавшись вровень с офицером, передавшим письмо.
Я с интересом наблюдал за происходящим.
— Готооооовсь! — протяжно скомандовал Харгрейв. — Пли!
— Пли! — продублировал один из сержантов.
Матрос возле него поспешил приложить фитиль к громоздкой чугунной пушке. Короткое шипение и оглушительный залп. Палуба наполнилась клубами белого дыма.
Едва грохот смолк, как второй сержант отдал такую же команду:
— Пли! — Грянул залп соседней пушки.
— Пли! — И третья пушка заложила уши. Палуба погрузилась в густой смог.
— Действуйте! — шепнул капитан Харгрейв. — И прикажите приспустить флаг.
Тот, что стоял рядом, промаршировал к шеренге матросов. Только теперь я заметил, что перед ними лежал укутанный в парусину труп.
Я шагнул. И хотя нас разделяло не меньше тридцати метров, в мгновение ока оказался возле покойного. Шестеро моряков уже подхватили широкую доску, на которой тот лежал.
Через пару минут труп лорда Бэкингема качался на волнах. Мы с капитаном стояли у фальшборта и провожали его взглядом.
— Покойся с миром, мой друг, — с печалью в голосе произнес Харгрейв.
— Да, покойся, — согласился я, хотя вовсе не был знаком с покойным.
Пушки вновь издали серию прощальных залпов. В этот раз их было семь.
Ни капитан, ни прочие на этом судне не видели меня, не слышали, не могли коснуться. Сам я, словно призрак, парил с немыслимой скоростью и проникал сквозь преграды.
Подпрыгнув на волнах в последний раз, парусный саван соскользнул с доски и устремился в морские глубины. Капитан остался возле бортиков, продолжая глазеть в море. Я же, влекомый любопытством, метнулся к пушкам.
Эти то ли сны, то ли видения являлись ко мне отнюдь не впервые. В паре таких я уже встречал удивительные штуки, именуемые мушкетами. Их заряжали серым порошком — порохом. И вот снова эти мушкеты, но теперь здоровенные, как рунные пушки.
Один из матросов елозил банником внутри дула, высыпая наружу щедрые брызги сажи.
— Сильнее три, — посоветовал сержант, скрестив руки на груди.
Матрос не ответил, но приказу внял.
— Вы бы лучше показали, как заряжаете, — попросил я.
Но тщетно. Ни сержант, ни матрос не обратили на меня ни малейшего внимания. Один продолжал скрести дуло, второй — надзирать.
Голова закружилась. Я зашатался.
«Уже? Господь всемогущий, прошу, оставь меня здесь хотя бы еще на пять минут!» — взмолился я мысленно. — «В этих снах я не болен, могу двигаться как захочу. И пусть меня не видят и не слышат, зато прекрасно и четко вижу и слышу я».
Молитвы оказались тщетны, и скоро сознание вернулось в непослушную плоть. Я стоял возле капитанского мостика, опершись на Веру. У штурвала стоял капитан. Но не Харгрейв. Другой. Настоящий.
Я — Вера
— Какого дьявола, капитан? — прохрипела я, с трудом удерживая могучее тело мужа. — Мне только что сообщили, что земли по правому борту отнюдь не датские.
Фёдор, какое-то время хранивший спокойствие, вновь ожил. Ноги подкосились, а руки задергались в непонятном танце. Я чуть не закряхтела — так тяжело стало удерживать его.
Где же Лиза, когда она так нужна?
— Верно, княжна, — невозмутимо кивнул капитан Холбрук. — Это Норвежские горы.
Лиза наконец появилась и подхватила Фёдора с другого бока.
— Держу, — шепнула она. — Поведем обратно в каюту?
— Да, достаточно для утренней прогулки, но… придержи-ка его, ладно? Мне надо разобраться с одной неприятностью.
Без возражений и уточнений Лиза накренила на себя массивное туловище моего мужа. Освободившись, я вбежала по лестнице, чтобы встать рядом с Холбруком. Тот даже не покосился на меня. Держался за штурвал и всматривался в бесконечный морской горизонт.
— Мне верно послышалось, — прорычала я. — Вы сказали, что земля, которую я наблюдала через трубу, — Норвегия?
— Так и есть. — Капитан оставался бесстрастным.
— И как в таком случае вы намерены прибыть в порт Санкт-Петербурга?
— Никак.
— Капитан! Немедля разверните судно. Если завтра мы не окажемся в Балтийских водах, то…
— Этого не случится, — отрезал капитан, явно не намереваясь слушать моих угроз.
Моя родина в опасности. Её атакуют демонические армии, а мятежные аристократы разрывают изнутри. Но этот невозмутимый молчун не чешется хотя бы объяснить свои причуды. Рука невольно потянулась к бедру и уперлась в рукоять меча.
Холбрук тоже оторвал ладонь от штурвала. Но двинулась она не к оружию, а к внутреннему карману камзола.
— Вот. — Он протянул мне сложенный лист. — Этой ночью получили новости с шведского борта. Набросал здесь.
— Ночью была встреча? — нахмурилась я, взяв бумагу.
— Да. Дозорный на мачте заметил их огни, когда мы уже маневрировали к заливу Скагеррак. Как водится, обменялись новостями.
Я развернула лист. Короткая записка заставила трепетать сердце:
«Петербург в клещах. Граф Громов контролирует Псковские и Новгородские губернии. Карелия под финнами. Святослав бежал в Московскую губернию».
— Боюсь, столица России пала, — донесся снизу голос Олдриджа. Старик, как оказалось, помогал Лизе придерживать Фёдора.
— Что происходит, Вер? — обеспокоилась моя подруга.
— Святослав в Москве. А значит, и столица не пала, а перенесена.
