были показания. И одни показания полностью противоречили другим, несмотря на то что все события в них были указаны верно.
Да, с одной стороны, было показание по влиянию ментальной магии на императрицу. Эти показания дал курсант военной академии. И тут самым главным было то, что показания у него брали несколько раз, и каждый раз следили за ним с артефактом правды. Также привлекли специалиста, который чувствовал ложь буквально на уровне эмоций. Но это ничего не дало: курсант говорил чистую правду и рассказывал всё совершенно откровенно.
Но, с другой стороны, были показания Ермолова и Зарянича о том, что именно Зорич издали влиял на императрицу. Всё потому, что он уже поставил себе такую задачу. Он должен был повлиять на императрицу и склонить её к интимной близости, возможно, на продолжительный срок.
Вот именно про этот момент они говорили чаще всего.
Но была и третья сторона. Иосиф Дмитриевич прекрасно знал позицию самой императрицы. И знал, что Зорич был ей непротивен. Она сама оказывала ему знаки внимания и советовалась со Светозаровым по поводу того, чтобы приблизить Слободана.
И в связи с этим становилось абсолютно понятно, что Зоричу её даже уговаривать бы сильно не пришлось, не то чтобы влиять на неё какими-то афродизиаками. Да, она понимала, что у неё есть долг перед империей, — она должна родить от кого-то из родовичей, — но при этом вполне могла сблизиться с Зоричем исключительно в рамках временной интимной дружбы.
И вот исходя из всего этого, ситуация была абсолютно патовой. Можно было сказать, что на данном этапе расследование зашло в тупик. А Иосифа Дмитриевича это категорически не устраивало.
Что можно было сделать? Обвинить Зорича из-за его нынешнего состояния не представлялось никакой возможности. Но при этом чутьё Светозарова подсказывало, что отпускать Ермолова и Зарянича тоже не следовало.
Он снова тяжело вздохнул и разложил бумаги в другом порядке. Ему нужно было выйти из этой патовой ситуации. Ему нужно было что-то придумать, что-то такое, что могло окончательно внести ясность во все аспекты.
Ко всему прочему, у императрицы на состав, который она вдохнула из розы, оказалась аллергия. Состав подействовал совсем не так, как предполагалось. Императрица уже сутки чихала с небольшими перерывами. Но, судя по всему, это было самое меньшее зло, которое могло с ней приключиться. Лекари сказали, что таким образом её организм выводит из себя заразу, как будто вытравливает потихоньку.
А это обозначало, что по факту у него не было даже состава преступления, поскольку императрица по большому счёту не пострадала. Аллергия всё-таки не в счёт. А всем остальным, кто замешан в этом деле, даже не прикрутишь покушение.
И при всём при этом покушение имело место быть.
И как во всём этом разбираться, он не представлял. Тем более, что императрица требовала поговорить с Зоричем. А Зорича без памяти он ей предоставить не мог. Поэтому оттягивал встречу любыми возможными способами.
Он подумал, что ему нужен кто-нибудь из молодых, кто смог бы быстро анализировать и выдавать, возможно, дикие и нелепые, но свежие суждения. Потому что со своим пониманием он пока не мог сдвинуться с мёртвой точки.
* * *
После обеда мы засели в комнате общежития. Я понимал, что для лучшего взаимодействия нам нужно установить ментальную связь между всем нашим братством, на данный момент насчитывающим троих. То есть если мы с Тагаем вполне могли друг с другом разговаривать, не открывая рта, хотя, пока со стороны это выглядело довольно забавно, то вот общаться с Костей таким образом мы пока ещё не могли.
Поэтому, когда я закрыл дверь в нашу комнату, проговорил Тагаю:
— Краем уха следи, чтобы нас никто не подслушал.
— Будет сделано, — ответил с иронией Тагай и сделал движение, будто взял под козырёк.
— Что происходит? — напрягся Костя.
— Значит, смотри, — сказал я ему. — Не так давно мы с Тагаем смогли установить между собой канал связи, чтобы разговаривать по нему без слов.
— Ого, — проговорил Костя. Но то, что я сказал, дошло до него не сразу. Поэтому ещё через несколько секунд он проговорил:
— Ого! Вот это круто! А меня научите?
— Именно для этого мы здесь сейчас и собрались, — ответил я. — Ты должен расслабиться, закрыть глаза и услышать в голове голос Тагая. Как только это сделаешь, ты должен постараться ответить. Причём ответить, формируя слова у себя в голове и не открывая при этом рот. Задачу понял?
— Да, вроде как всё понятно, — ответил Костя.
— Смотри, — продолжил я, — поначалу тебе будет достаточно трудно это сделать, потому что у меня получилось не с первого раза. Но потом с каждым разом тебе будет всё легче, легче и легче. Поэтому не переживай, не бери в голову. Готов попробовать?
— Приступим, — ответил Костя. — Сейчас…
Жердев сел на кровать. В такой позе, словно готовился к драке. Начал сжимать и разжимать кулаки. И пригнул голову, словно действительно был готов броситься в бой.
— Так, а Тагай всё увидит, что есть у меня в голове? — спросил Костя.
Я переадресовал этот вопрос нашему другу.
— Ну то, что ты мне откроешь, я, естественно, увижу, — ответил тот. — Но не переживай, мы же всё равно братство. Я никому не расскажу, если увижу что-то лишнее, — хмыкнул Тагай.
— Ну, блин, — проворчал Костя. — Ладно, давай, я готов.
И закрыл глаза. Со стороны это выглядело даже немного забавно.
Тагай напряжённо смотрел на Костю, причём настолько напряжённо, что у него даже вздулись вены на лбу. Костя при этом сидел и пока никак не реагировал. Только кулаки у него медленно сжимались, а потом снова разжимались.
И тут Тагай хохотнул и не удержался:
— А в мечтах она у тебя, кажется, ещё симпатичнее, чем в реальности.
— Ну, Тагай! — Костя открыл глаза.
— Извини, извини, — тот поднял руки. — Просто не удержался. Ну ты же ни о чём другом думать не можешь.
Костя покраснел.
— Теперь попробуй передать что-то мысленно Вите, — сказал Тагай.
И вот тут я понял, что наша связь, которую я пытался установить, завязана на одном немаловажном факторе: на способностях Тагая. Сможем ли мы общаться с Костей сами по себе без привлечения нашего друга-менталиста?
Я сосредоточился и постарался поймать примерно такую же волну, какую ловил во время общения с Тагаем.
