что на борту нет не только Крафтов, но и вообще ни одного чернокожего.
Он немедленно принял решение возвращаться на Юг, сел на пароход «Флорида», отплывающий из Нью-Йорка в Чарльстон, а оттуда добрался до Мейкона, где окончательно признал поражение. Те, кого он должен был поймать, двигались в противоположном направлении. Они пересекли невидимую границу между США и Канадой и с каждой минутой оказывались все дальше.
* * *
«УСПЕШНОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ», – гласил заголовок портлендской газеты, подтверждавшей отъезд Крафтов из города. Эти новости вскоре стали известны во всей стране[581].
«Вы выпороли Дэниела Уэбстера и вернули Массачусетс на верную сторону. Вы прекрасные ребята!» – писал один из друзей Чарльзу Самнеру[582]. А журналист из Джорджии печально замечал: «С законом о беглых рабах, этой колыбельной Югу, покончено».
Роберт Коллинз всегда знал, когда следует остановиться, и вскоре прекратил охоту. Хотя поначалу попытался предъявить иски (в том числе Сэмюэлю Мэю, знавшему, когда беглецы планируют вернуться из Англии – и планируют ли вообще), это ни к чему не привело, и через месяц Коллинз отозвал ордер на задержание Крафтов[583].
Несмотря на неудачи и предостережения относительно опасности, грозящей государству, Коллинз продолжал безоговорочно поддерживать Союз. На собрании, созванном губернатором, где решалась судьба Компромисса, благодаря усилиям Коллинза выработали так называемую Платформу Джорджии, которая сыграла ключевую роль в предотвращении отделения и гражданской войны[584].
Однако преодолеть кризис не удалось. Многие северяне восприняли успешное бегство Крафтов из Бостона как победу, и это событие углубило разрыв между Севером и Югом. Торжество в честь Джорджа Томпсона в Фанел-холле в Бостоне превратилось в настоящий хаос: ораторов освистывали, лампы разбивали, на сцену прорвались противники аболиционистов[585]. Через несколько дней, когда в том же зале проходило «Собрание Союза», Уэбстера встречали восторженно, а его друг Бенджамин Роббинс Кертис, вскоре ставший судьей Верховного суда, назвал беглецов «классом чужаков», которые хотя и подвергаются угнетению, как нищие ирландцы, все же не имеют права «нарушать мир и покой» Массачусетса, не говоря уже о Соединенных Штатах[586].
А в Мейконе по-прежнему опасались волнений среди рабов. Там задержали «негра», который читал новости из Бостона «множеству таких же чернокожих!». Все были жестоко наказаны, поскольку чернокожим запрещалось читать и собираться группами более семи человек. Но было поздно. Журналист, написавший об этом, отлично знал, что слова можно менять или заимствовать, только вернуть невозможно. Что именно писали в этих статьях, репортер не сообщал, но упомянул широко известную статью из газеты Boston Chronotype под заголовком «Благородная устремленность Крафтов»[587]. В этой статье приводились слова Уильяма, сказанные им Фредерику Дугласу: «Наш народ преследовали слишком долго».
Это был потрясающий момент: в Мейконе читали известия о Крафтах, которые находились в тысяче километров. Их народ узнал о них.
* * *
Ко Дню благодарения бостонские друзья Крафтов осторожно торжествовали, полагая, что супруги благополучно приближаются к Ливерпулю. Теодор Паркер был настолько в этом уверен, что написал Милларду Филлмору письмо, в котором рассказал, как поженил Крафтов и отправил их за границу[588].
Да, супруги действительно одержали победу. Они сумели преодолеть закон о беглых рабах практически без потерь, да еще и посмеялись над неудачливыми охотниками. Казалось, к этой шутке присоединился весь Бостон: от судей, которые всеми силами затягивали процесс, до уличных мальчишек, швырявших в охотников за рабами камни и тухлые яйца. Неминуемая трагедия превратилась в настоящий фарс. Однако радоваться было рано.
Хотя Уильям и Эллен действительно отплыли из Портленда и пересекли границу Канады, путешествие пошло не так, как планировалось. Борьба с мейконскими охотниками за рабами подошла к концу, но началась новая, на сей раз с природой и временем.
Канада
Ноябрь 1850
Чужаки[589]
Сойдя на канадскую землю, Эллен и Уильям достигли цели, которую ставили перед собой в Мейконе. Еще в рабстве они слышали об этой далекой стране, как слышали поколения беглецов, хлынувших туда во время революции, войны 1812 года и в последнее время, после принятия закона о беглых рабах. Путь оказался более дальним и долгим, чем они рассчитывали, но теперь Крафты наконец-то достигли земли, где рабство находилось вне закона и где их дети могли родиться свободными.
Но и здесь существовало рабство – в том числе в отношении индейцев. История Канады была не столь безоблачной. Приморские города, такие как Сент-Джон и Галифакс, являлись прибежищем черных лоялистов, которым обещали ту самую свободу, которой американцы требовали во время войны за независимость. В то же время в этих городах проводились аукционы рабов и печатались объявления о розыске беглых рабов (хотя и не так часто, как в Соединенных Штатах). А те, кто был порабощен в Канаде, бежали в Соединенные Штаты, чтобы обрести свободу[590].
Беглецам с Юга не были рады в Новой Англии, поскольку северяне извлекали прибыль из связей с южанами. Канадцы тоже относились к беглецам из США двойственно. Постоянно предпринимались усилия по ограничению проживания чернокожих и даже высылке новых эмигрантов. Многие из недавно прибывших с трудом находили себе место в Канаде, испытывая серьезные проблемы с пищей, одеждой и припасами. Истории голода и бедности были не редкостью[591].
Крафты не могли считать себя в Канаде в полной безопасности. В юридическом смысле экстрадиция была маловероятна, хотя и гарантий никто не давал: бегство порождало весьма серьезные осложнения для покинутой ими страны. Кроме того, в Канаду прибывали пароходы из Саванны, Чарльстона и Нового Орлеана. И вообще, они были чужаками в чужой стране[592].
Они прибыли в продуваемый всеми ветрами Сент-Джон, провинция Нью-Брунсвик, под грохот огромных водопадов за два дня до отправления парохода в Виндзор, Новая Шотландия. Виндзор должен был стать последней остановкой перед Галифаксом, откуда они планировали отплыть в Англию. В Сент-Джоне проживало четырнадцать тысяч жителей. И здесь им предстояло найти ночлег как мужу и жене.
В городском отеле Уильям подошел к портье.
– Мы хотели бы остановиться здесь на ночь[593].
Тот явно был недоволен, хотя ответил, что у них «много комнат для дам», но они никогда не принимают «цветных».
– О, не беспокойтесь обо мне, – спокойно ответил Уильям. – Если у вас есть комната для дамы, это отлично.
Он отправился прогуляться, а их багаж доставили в номер.
По возвращении он выразил желание повидать «даму» и без стука вошел в ее комнату, что породило всеобщее изумление. Еще больше изумились в отеле, когда Эллен заказала
