все начнется сначала. Оставайся, сколько захочешь, по крайней мере, до рассвета. Вот тогда я всех выгоняю, и "Рай" закрывается на совсем.
— Все так плохо?
— В следующем месяце они превратят нас в автостоянку.
Он издал хриплый, булькающий смешок. Тед понятия не имел, о чем он говорит, но для вида состроил грустное выражение лица.
— А что играет в первом зале?
— Мы закрыли его много лет назад. Проектор сломался. Хозяин не мог позволить себе заменить его. Вот и пришлось пожертвовать помещением. Хотя мне нравятся эти старые проекторы. Они издают небольшой дребезжащий звук, который говорит вам, что вы находитесь в театре, а не смотрите телевизор сидя дома, в уютном кресле.
— Ну, ладно. Закрыт, так закрыт.
— Я говорю правду, приятель. Даже не думай сомневаться!
Тед кивнул и подошел к золотому занавесу с черной цифрой "2" над ним. Маленькая бумажная табличка у входа гласила, что "Спать запрещено".
— Вы серьезно насчет "не спать"?
— О, да. Люди храпят — это беспокоит других клиентов. Почти хуже, чем разговаривать по мобильному.
— Спать в кино — это перебор. Или фильмы такие скучные?
— Ну не знаю. На любителя. Кстати, выключи телефон.
— Он и так разряжен.
— Как удачно, приятель.
— Мне вот покоя не дает эта надпись. Серьезно люди спят в залах?
— Только не в моем кинотеатре. Они получают одно предупреждение. После этого они уходят.
— Я вижу…
Тед сделал паузу. Лицо управляющего стало сердитым.
— Я никогда не слышал об этом раньше.
— Это место похоже на церковь. Вам не положено спать в церкви, верно? Вы позволяете экрану воплощать ваши мечты — вот для чего он существует. Знаете ли вы, что в 30-е годы кинотеатры называли дворцами мечты? Тогда все люди понимали, как это важно. Искусство порождало эмоции. Мы все чего-то хотим. И кино воплощало наши надежды, наши желания. Мы просто с годами забыли…
— Что же, спасибо. Я не знал. Поучительно.
Тед раздвинул занавеску и вошел в зал. Он молча стоял внутри, пока его глаза не привыкли к потемкам. Он надеялся, что не заснет. Было уже довольно поздно. Еще больше старого ковра тянулось по проходу. Ряды сидений выглядели неровными, так как некоторые спинки сидений обвалились, а у некоторых отсутствовали подлокотники. В темноте он почти ничего не видел на стенах, но помнил огромные пятна воды, спускающиеся в некоторых секциях, и еще большие пятна, расцветающие на потолке.
Экран был виден, несмотря на несколько вертикальных трещин и складок по краям, которые искажали изображение. Полотно было обрамлено двумя половинками гигантского красного бархатного занавеса. Он задавался вопросом, закрывают ли они все еще занавес между показами?
Даже в своем потрепанном состоянии зал функционировал и для чего-то еще сгодится. Тед убедил себя, что если не присматриваться, то все не так уж и плохо. Его теннисные туфли прилипали к ковру при каждом шаге, издавая мягкий звук поцелуя взасос, когда он поднимал ноги. Все эти десятилетия капающего масла и шипучки, подумал он, сделали свое дело.
Как муха в липкой ловушке — мелькнула мысль и вызвала улыбку.
Он поискал сиденья, которые казались менее изношенными, менее провалившимися и способными на первый взгляд выдержать вес его тела. Добыча была невелика. Он попробовал несколько, прежде чем нашел один более или менее сносный. Ему пришлось протиснуться мимо нескольких посетителей, выглядевших такими же развалившимися, как обивка. Его извинения были встречены гробовым молчанием.
Он мельком взглянул и предположил, что сцена, разыгрывающаяся на экране, была из «Полуночников», но он не мог понять, что там конкретно происходит. Он смотрел на смутно знакомую гостиную в скромном доме, похожем на дом его родителей, такую темную, что она могла бы быть черно-белой, если бы не несколько видимых проблесков синего и зеленого. В звуковом сопровождении был диссонирующий металлический гул, ритм которого неожиданно изменился, постепенно увеличивая громкость, пока он не обнаружил, что ерзает от дискомфорта. Сцена продолжалась без актеров, и никаких других звуков, кроме этого громкого механического шума. Тед начал задаваться вопросом, может ли быть что-то не так с проектором. Или это и есть современное искусство в чистом виде?
Он обернулся и оглядел остальную аудиторию, выискивая нетерпение, замешательство или тревогу, что-нибудь указывающее на то, что они могли видеть это так же, как и он. В зале было восемь или девять фигур, обмякших на своих местах, головы откинуты назад, неподвижные. Тед не мог видеть их глаз, но, судя по их позе и неподвижности, некоторые из них, должно быть, спали. Может быть, все они используют зал для ночлега? А что, дешевое койко-место по цене упаковки поп-корна? Если посудить, то неплохая задумка. Они нарушали особое правило "Рая". Так почему же их не выгнали? Они были совершенно безмолвны — никакого храпа, который он мог бы услышать. Он даже не слышал, как они дышат.
Черт! Черт! Если я буду так и дальше загоняться, то точно дойду до психушки — решил Тед и отогнал прочь дурные мысли.
Он вернул свое внимание к экрану как раз в тот момент, когда шум машины стих и затянутая, непонятная сцена закончилась. Появились слова: "Конец части 4". Там был какой-то непонятный, темный заголовок, а затем начался первый клип, или, по крайней мере, первый клип, который видел Тед. Написанное от руки название появилось красными чернилами поверх белого листа и гласило: "Владение".
Он видел это, если это было то, о чем он думал. Изабель Аджани появилась, проходя по сильно затененному проходу метро, и он сразу понял, что это был тот самый фильм, который он вспомнил! Внезапно она забилась в конвульсиях, бросаясь из стороны в сторону, как будто какая-то внешняя сила управляла ее телом. Тед вцепился в подлокотники, зная, что сейчас произойдет. Изабель в агонии упала на грязный тротуар, обильно истекая кровью, так как у нее случился выкидыш. Они выбрали самую ужасную сцену из фильма. Жуть! Конечно, это всего лишь кино, но иногда спецэффекты заставляют поморщиться. "Клипы" оказались подборкой сцен из фильмов ужасов 70-х и 80-х годов, многие из которых Тед узнал, а некоторые другие — нет.
Они бежали без перерыва, разделенные только темными, окровавленными или просто отвратительно выглядящими заставками, каждая из которых была представлена с наспех нацарапанным идентифицирующим названием, одна за другой, как лихорадочный, бессвязный кошмар. Кадр сменялся кадром, небольшие короткометражки шли длинной склейкой, словно кто-то безумный решил из разных отрезков составить собственный идеальный фильм ужасов.
Тед покачал головой, демонстрируя свое разочарование.
Он снова глянул на экран. Черный прямоугольник, сопровождаемый звуками
