положением звёзд… на три тысячи лет вперёд.
VI век н.э. — Период Асука.
Буддизм пришёл в Японию, но некоторые монахи, особенно в глубинах острова Кюсю, не поклонились Будде. Они искали то, что было прежде — до Брахмы, до Дао. В одной пещере один из них нашёл артефакт. Он написал книгу «Хроника Лепестка Камня». В ней было всего семь страниц. Последняя из них исчезла вместе с монахом.
Утраченную главу позже приписывали тайным школам синто. В ней якобы говорилось о «тех, кто пришёл до формы» и «истине, которая не нуждается в языке».
XIII век — Камакура.
Во времена самураев, один из даймё, Минамото-но Ясутаро, заполучил камень с красной кнопкой. Он стал непобедим. Его меч крошил доспехи, как скорлупу, его армия двигалась без страха, словно знала исход каждого боя. Но спустя три года он приказал вырвать себе язык и уйти в пустыню.
Перед этим он сказал:
«Я услышал. И я не должен больше говорить».
С тех пор легенда о «Черном Сердце Горы» ходила среди монахов-отшельников и воинах, уставших от побед.
XIX век — Мэйдзи.
Япония открылась миру, и вместе с этим начала копать. В одной из горных экспедиций студент Токийского университета, Танака Хидэо, случайно вскрыл полость, где покоился ARX-Δ4. Он погиб в тот же день, но его дневник выжил.
Дневник содержал: – списки имен, которых не было в переписи; – географические координаты, которые указывали на пустые океанские участки; – и фразу: «Я думал, что мы первые, кто пришёл. Но мы — последние, кто вспомнил».
1945 год — Конец Второй мировой войны.
Вскоре после капитуляции Японии, американская разведка обнаружила запись о «Объекте Грегори-04» в секретных архивах Императорского исследовательского комитета. Документы засекретили. Один генерал написал: «Что бы это ни было — оно думает. И не на нашей стороне».
Наши дни.
Под храмом в Киото, глубоко под уровнем охраняемых архивов, есть зал. В центре зала — стеклянная витрина. Внутри — безмятежно покоящийся брелок: глянцевый, тёмный, с красной кнопкой посредине. Над ним — табличка: ARX-Δ4. Не открывать. Даже глазами.
ГЛАВА 18 «ЯПОНИЯ»
Мы летели в Японию — бодрые, выспавшиеся, и при этом абсолютно не уверенные, как мы до сих пор не в розыске. Отдохнули, называется. Отпраздновали, оторвались, открестились от реальности и вот теперь, прижав к виску подушку самолёта, в полубессознательном состоянии летим за последним артефактом, как будто это обычный понедельник.
Первые четыре дня отпуска прошли… как бы это сказать… в режиме “Ctrl+Alt+Delete”. Я до сих пор не помню, как они заканчивались. Помню: просыпаюсь — Пайка рядом, у неё волосы в виде торнадо и улыбка как у дамы, выигравшей суд у самой смерти. Потом завтрак, обед, алкоголь, потеря памяти, технический сбой в коре головного мозга. Всё. Амнезия. Как отрезало. Полное отключение реальности. Если бы не Боб — наш не пьющий телохранитель, который каким-то чудом не только не сдался, но и умудрялся нас оберегать от нашего же веселья, нас бы с острова турнули к чёртовой бабушке. С мигалками.
Но Боб держался. Пока мы с Пайкой устраивали богемный шабаш в режиме «пляшем до потери паспорта», он бдил. В результате интернет разорвало: ролики с поющим котом, исполняющим «Рюмку водки на столе» на русском, завирусились быстрее, чем новый челлендж из TikTok. Люди визжали. Мемы полетели. Фанаты Пайки моментально узнали голос — мастер-аутентификация произошла по мяуканью. Григорий стал звездой. Почётный кот, бессмертный бард. Второй после Пайки. А по просмотрам — уже и первый.
А теперь мы в небе, над океаном. Направляемся в Киото. Не Токио, не Осака, а именно туда — потому что Гриша сказал. Якобы последний брелок лежит именно там. Точка. Прямо под храмом, в хранилище, в коробке, под слоем сигнализации и технологического пофигизма.
Пайка вся в телефоне: на связи с адом — согласует наряды, пиротехнику, танцоров, даже форму фейерверков. Всё через неё. Даже, подозреваю, капли для ушей осветителя. Я в это не лез. Умный стал.
— Что не спишь, задрот? — спросил мой кот, не отрываясь от игры на портативной консоли, которую он каким-то образом достал у нашего пилота.
— Да твою мать, Гриша, — вздохнул я. — Хватит так меня называть. Сколько можно?
— Ладно, ладно, проехали, Смоленская моя головушка. О чём думаешь? Вид у тебя такой, будто внутри мозга репетиция челябинского театра абсурда.
— Вот никак не пойму, — начал я с тоской философа, потерявшего смысл понедельника. — Если мы такая отсталая цивилизация, то нафига нас тянут за уши вверх? А потом — под Прайд подставляют? Это что, гуманистический развод на апгрейд с последующей утилизацией?
Гриша крякнул, поджал усы и выдал:
— Не знаю, Матвей. С Древней Расой не болтал. Они просто мяукнули в мозг: «Нам нужна помощь», — и отключились. Без вида на жительство, без картинок, без информации. Даже фотку с их Галактического Инстаграма не прислали.
— Ну вот! — я разозлился. — И ты, и я — прокачали мозги с помощью этих чертовых брелоков, теперь не можем спокойно заснуть, потому что в голове пазл, который не складывается! А Боб, собака сутулая, храпит, как будто мы летим в Турцию на ол-инклюзив.
— Не трогай Боба. Он на Гавайях такое отгребал... Пока мы с Пайкой пели «Рюмку водки» в дуэте, он пытался уговорить полицию, что мы — послы культуры. Пусть теперь поспит. У него нервы из мармелада.
— А план есть?
— У кого?
— Ну у нас. Мы же всегда прилетали, и у Боба был план! Он выкатывал стратегию, как будто родился в КГБ и вырос в Массачусетсе.
— Да не нужен там план. Это ж Япония. Там всё уже придумано за нас. Брелок — в коробке, в хранилище, под охраной. Там настолько всё защищено, что любой наш план в сравнении с их системой безопасности — это как деревяшка против термоядерного автомата.
—
