была пуста, и бой шел возле входа в замок.
— Помогите, — прохрипел я, но голос тонул в лязге железа. — Помогите! — сорвался крик. — Алекс умирает!
Что-то горячее текло у меня по спине, там, где висел Алекс. Мимо, бряцая оружием, пробежали пятеро. Судя по серым одеждам, это были наши.
— Стоять! — заорал я. — Не видите? Офицер ранен!
Из горла вылетали только сипы. Пятёрка неуверенно остановилась. Видя, что они сомневаются — помочь мне или броситься на помощь своим (нас становилось всё больше, и всем хотелось стать героями), — я заорал изо всех сил:
— Молчать! Быстро взяли офицера и за мной!
Мой тон сработал. Засунув мечи в ножны и подхватив тело, мы побежали к башне, где глубоко в подвале находился портал. Я не имел понятия, как засуну его в портал, и что будет, если холодный мрамор ложа не сдвинется — не приняв Алекса. Я просто бежал вниз, в затхлый мрак подвала.
Сверху были слышны топот ног, кто-то звал меня. Но я, молча, уложил Алекса на ложе и с надеждой посмотрел на вход в нишу. Мраморный язык даже не сдвинулся.
— Открывайся! — заорал я.
Стена оставалась безучастной.
— Открывайся! — повторил я. — Клянусь, если ты сейчас не откроешься, я перережу себе горло!
Выхватив меч, я упер острие себе в шею. Я был полон решимости: умрёт Алекс — умру и я. Он был последним, что связывало меня с этим миром.
Мой крик, пополам с русским матом, испугал солдат. Они попятились к двери, толкая друг друга в проходе. Внезапно из стены, как из мягкой глины, стал выплывать стеклянный саркофаг. Переливаясь и изгибаясь, он темнел и, приобретая форму человеческих ног, тянулся к Алексу.
Увидев такое, солдаты замерли. Топот ног приближался. Расталкивая солдат, в зал вбежал офицер с Жозефиной. За ними пятеро несли в плаще барона Эдди. На его груди зияла рана, из которой пузырилась кровь.
— Стой, Серж, сначала герцог! — вскинул руку офицер.
Я растерянно посмотрел на Жозефину.
— Серж, умоляю, спаси отца! — прорыдала она. — Если он погибнет, нам всем конец!
Я посмотрел на Эдди. Он ещё дышал, но синева уже охватила его лицо. Переведя взгляд на Алекса, я увидел, что тот почти не дышит. Колпак, полностью сформировавшись, завис над ним, словно ожидая решения.
— Прошу прощения, но место занято, — просипел я и надавилрукой на потемневший контур.
Колпак захлопнулся. Алекс плавно въехал в стену.
Жозефина рухнула на каменный пол и зарыдала, накрыв умирающего отца шатром своих волос.
Два дня мы хоронили убитых. Тридцать шесть тел. Восемнадцать из них — пацаны, пополнение Алекса.
Сам он оставался в портале. Спустившись пару раз вниз, я натыкался на глухую стену. Даже мраморного ложа не было.
Убитых с другой стороны, завернув в холсты, мы положили в пятистах метрах от замка. К утру они исчезли.
На следующий день после нападения к замку подъехала делегация из трёх офицеров с белым флагом. Проигнорировав меня, Жозефина с двумя офицерами выехала им навстречу. Поговорив полчаса, они, не возвращаясь, куда-то ускакали.
К вечеру подъехала черная повозка и, забрав тело барона и ещё одного уда-офицера, погибшего в ночной драке, куда-то их увезла. Остальные, как оказалось, были гойны.
Оставшись без молодой баронессы и офицеров, солдаты тут же взломали амбары, вытащили бочки с вином и устроили пир — с догонялками за девками и битьем морд. Везде царила анархия и разруха. Замок можно было захватить голыми руками. Но, похоже, он уже никому не был нужен.
Внутренний двор замка и покои Жозефины были заперты. Видно, старый Питер уже знал, что последует за разграблением кладовых.
Чтобы не остаться голодным, я взял бутылку вина (воды нигде не было), окорок и хлеб, и поднялся через свою комнату на башню. Там устроил грустный пир.
С высоты смотровой площадки был виден огромный дворец Стива. Вечер понемногу опускался, и в замке на скале, в его башнях, зажигались огни.
У меня сжалось сердце. Где-то там — Элька. Может, тоже сидит и грустит у окна. Хотя… вряд ли. Принцесса, наследница. Наверняка там столько женихов, что пола не видно.
Мучительно больно жить и знать, что человек, которого ты любишь, живёт — и даже не думает о тебе. Радуется. Пьёт. Ест. Возможно, даже доволен жизнью.
А ты, просыпаясь, не хочешь открывать глаза. Потому что новый день без этого человека — ещё одна мучительная боль. И только сон иногда избавляет тебя от тоски.
Не в силах больше смотреть на дворец, я со злостью бросил бутылку в его сторону. Выливая содержимое, она упала где-то во дворе.
Подойдя к зубцам башни, я с ненавистью посмотрел на заходящее солнце. Окрашивая кровью облака, оно садилось в океан. Даже солнце здесь не такое, и садится не так.
Что я здесь делаю? Зачем мне эти горы, холмы, это небо? Я не рождён здесь. Всё здесь — чужое. Язык, быт, привычки. Тут даже у хлеба вкус другой.
Решение пришло само: пока про меня все забыли — надо прорываться домой. На Землю.Жалко не увижу больше Алекса . Но он здесь счастлив и может будет счастлив с с Жозефиной.
План по развития замка я так понимаю накрылся,за два дня Жозефина даже не смотрела в мою сторону.
Мне плевать.Главное Алекс будет жить.
Быстро спустившись в комнату и собрав вещи, я выскочил на площадь. Веселье было в самом разгаре. Девки уже не убегали, а сидели возле костров с солдатами и пили вино.
Обойдя компании, я пробрался к выходу из замка. Навстречу, пошатываясь, вышло трое. Пытаясь обойти их, я ушёл вправо. Но один, расставив руки, проревел:
— Стой, друг! Ты обязан выпить за упокой нашего барона, погибшего в неравном бою!
Пить не хотелось. Тем более я чувствовал себя отчасти виноватым в смерти барона.
— Извини, но я тороплюсь, — сказал я, пытаясь протиснуться между ними и стеной арки выхода.
— Стой! А ты кто такой? Я тебя не знаю, — заплетающимся голосом проговорил тот, что был посередине. — Куда ты идёшь? И что ты здесь делал? А ну, Хью, посвети на этого красавчика, который не хочет пить за нашего покойного барона.
Вместо того чтобы посветить, двое схватили меня за руки и потянули к костру. Шуметь не хотелось, поэтому я не сопротивлялся — дал себя рассмотреть.
— О, так это же тот самый уд, который
